– Да, – кивнул Смеян. И решился предположить: – Те тоже такие… Как будто… в мёртвых уже…
– И стрелы оставили, – наклонил голову Искра. – Хотя ратным людям не грех бы их и собрать, пригодятся небось. Да ещё и… траву эту…
Видение пожухлых крапивных стеблей, чьею-то глумливой рукой всунутых его отцу в мёртвые окровавленные уста, так и стояло у Твердятича перед умственным взором, и сердце билось глухо и тяжело и не успокаивалось ни в какую. Уста, что так ласково целовали его, когда он был маленьким и болел… Щекотали его усами и бородой, в которой тогда совсем не было седины…
Искра поборол дурноту и спросил:
– Так узнал, говоришь, батюшка боярина Щетину?
– Лабута сказал, – ответил Смеян. Добрый сбитень сделал-таки своё дело: у ладожанина совсем слиплись глаза, а голова то падала на грудь, то запрокидывалась. Смеян понимал: Искра ощупью доискивается чего-то важного и вот-вот постигнет сокрытое от менее склонных сопоставлять… Понимать-то он понимал, но помочь был не в силах. Слишком многое отдал, торопясь добраться сюда. Смеян только добавил: – Вроде бы узнал Радонежич Сувора и по имени окликнул его, и с тем Лабута сулился на роту пойти. Сам же он душегубов лесных признать не сумел, те свои лица личинами кожаными прикрывали…
Несколько мгновений Искра молча смотрел на него, качавшегося на лавке. Каждое слово ладожанина укладывалось в память Звездочёта зарубкой, зацепкой для восхождения к разгадке случившегося. Потом он шагнул к двери и резко распахнул её, мало не расшибив лбы двум невмерно любопытным чернавушкам, таившимся с той стороны. Девки, пискнув, шарахнулись, но молодой Твердятич гневаться не стал, лишь распорядился устало:
– Что глядите, дурёхи… Идите гостя укладывайте!
Чернавушки бросились со всех ног. Искра проводил их глазами, испытывая странное чувство. Никогда уже не быть ему в этом доме просто сыном, послушно исполняющим отцовскую волю. Теперь он сам был здесь всему хозяин и голова. Он и раньше распоряжался, пока боярин в отъезде бывал, и даже – когда из Ладоги уходили. И справлялся, как говорили, толково… но бегом исполнять его слово до сих пор не кидались. А ныне… Ныне как скажет он, так и будет. Всё – сам. И решать, и ответ держать, ни за чью спину не прячась…
…И самое первое решение Искры, наследника боярского, оказалось таково, что погибший Твердята наверняка разгневался на небесах. Густели сизые сумерки, когда Звездочёт потихоньку выскользнул со двора, сидя на одном коне и ведя заводным второго. Некому было смотреть, как он болезненно морщился, привставая и садясь на рыси: нынешний день был совсем непохож на обычные, люд новогородский частью напуганно сидел по домам, гадая, как же всё будет, частью топтался в детинце и около, ещё переживая только что дошумевшее вече. Потому Искра миновал недлинную улицу и покинул город, избегнув ненужного любопытства соседей: что да куда, да надолго ли, да отчего вдруг один.