— Я его спросил, что тогда происходило. Он ответил, что ничего:
мол, мы грузили товары и разговаривали, как обычно.
— Ты ему поверил?
— Тогда – да. Теперь не знаю.
Хью рассказал, что однажды вечером – спустя пять или шесть дней
после исцеления – он сидел на единственном стуле своего номера в клоповнике,
читал книгу, и вдруг обнаружил, что стоит в углу комнаты, лицом к стене.
— Ты что-нибудь говорил? – спросил я, а в голове у меня вертелось:
«Что-то случилось. Что-то, что-то, что-то».
— Нет. Но…
— Что «но»?
Хью покачал головой, вспоминая.
— Я снял штаны, потом снова обулся. Я просто стоял в углу в трусах
и кроссовках. Бред какой-то, да?
— Muy loco, — согласился я. – И долго тебя беспокоили такие
провалы?
— За вторую неделю была всего парочка. К началу третьей недели они
прекратились. Но был еще один побочный эффект, который длился дольше. Иногда у
меня с глазами начинало твориться что-то странное. Не знаю, как толком описать
эти явления. Я их назвал призматикой. За следующие пять лет они у меня
случались где-то десяток раз. Потом – как отрезало.
Мы подошли к студии. Там нас поджидал Муки в своей бейсболке
«Бронкос», повернутой козырьком назад. Ни дать ни взять старейший в мире
скейтер.
— Группа уже внутри. Репетирует. – Он понизил голос:
— Чуваки, такой херни я давно не слышал.
— Передай им, что мы начнем чуть позже, — сказал я. – Время мы им
возместим.
Муки перевел взгляд с Хью на меня, потом обратно на Хью в попытке
понять, грядет ли буря.
— Ребят, сегодня ведь никого не уволят, правда?
— Не уволят, если впредь будешь выключать пульт, — сказал Хью. – А
теперь дуй в студию, дай взрослым поговорить.
Муки отсалютовал и ушел.
Хью повернулся ко мне.
— Призматика была гораздо удивительнее отключек. Даже не знаю, как
ее описать. Как говорится, лучше один раз увидеть.
— А ты попробуй.
— Я всегда знал заранее, когда начнется приступ. Вот идет себе
день своим чередом, все как обычно, и вдруг у меня вроде как обостряется
зрение.
— Как слух после излечения?
Он покачал головой.
— Нет, со слухом все по-настоящему: у меня он и сейчас острее, чем
до Преповой терапии, и я знаю, что тесты это подтвердят, хоть я ни разу ими не
заморачивался. А вот со зрением… знаешь, как эпилептики предсказывают приступ
по покалываниям в запястьях или по фантомному запаху?
— Ты о предвестниках.
— Точно. Так вот обострение зрения было этим самым предвестником.
Дальше были… цвета.
— Цвета.
— Контуры предметов окрашивались красным, синим и зеленым. Цвета
переливались друг в друга. Я словно смотрел на мир через призму, которая
дробила предметы на кусочки, одновременно увеличивая их. – Хью с досадой
похлопал себя по лбу. – Точнее описать не могу. И за те тридцать-сорок секунд
приступа я будто пронзал взглядом наш мир и видел, что там, дальше, есть еще
один. Более реальный.