— Не… больно. Тепло.
Мы с Клер обменялись потрясенными взглядами, почти телепатически
передавая друг другу мысль: «Мне не послышалось?». Она сжимала мою руку уже до
боли, но мне было все равно. Когда мы повернулись к Джейкобсу, он улыбался.
— Не пытайся говорить. Еще рано. Я выключу пояс через две минуты
по моим часам. Если тебе не станет больно. А если станет — вытяни руки, и я
выключу сразу же.
Кон не вытянул рук, хотя продолжал перебирать пальцами, словно
играл на невидимом пианино. Несколько раз его верхняя губа приподнялась, обнажив
зубы, а глаза время от времени принимались моргать. Один раз, все тем же
скрипучим «гравийным» голосом, он сказал:
— Я… снова… могу говорить!
— Тс-с-с! — строго остановил его Джейкобс. Он по-прежнему держал
указательный палец над выключателем и следил за секундной стрелкой часов.
Казалось, прошла вечность, прежде чем он передвинул ползунок, и тихое гудение
прекратилось. Он расстегнул ремень и снял его с Кона через голову. Тот сразу
схватился руками за шею. Кожа на ней слегка покраснела, но вряд ли дело было в
электричестве. Скорее просто следы от ремня.
— Кон, а теперь скажи: «Моя блоха купила петуха». Но если заболит
горло, сразу же остановись.
— Моя блоха, — сказал Кон своим странным царапающим слух голосом,
— купила петуха.
И добавил:
— Мне надо сплюнуть.
— У тебя болит горло?
— Нет, просто надо сплюнуть.
Клер открыла дверь сарая. Кон высунулся наружу, прочистил горло с
неприятно металлическим звуком, похожим на скрип ржавых петель, и выхаркнул ком
размером с дверную ручку, как мне показалось. Он снова повернулся к нам,
растирая горло рукой.
— Моя блоха…
Голос у него по-прежнему не был похож на Кона, которого я знал, но
слова звучали отчетливее и как-то более по-человечески. Слезы выступили у него
на глазах и покатились по щекам.
— …купила петуха.
— На сегодня хватит, — сказал Джейкобс. — Мы зайдем в дом, и ты
выпьешь стакан воды. Большой стакан. Тебе надо много пить. Сегодня и завтра.
Пока голос снова не зазвучит нормально. Хорошо?
— Да.
— Когда придешь домой, можешь поздороваться с родителями. Но потом
отправляйся прямиком в свою комнату, встань на колени и поблагодари Бога за то,
что он вернул тебе голос. Хорошо?
Кон яростно закивал. Он плакал все сильнее, и не он один. Мы с
Клер тоже заливались слезами. Только у преподобного Джейкобса глаза были сухие.
Наверно, он был слишком потрясен, чтобы заплакать.
Не удивилась только Пэтси. Когда мы вошли в дом, она только сжала
плечо Кона и сказала будничным тоном:
— Вот и умница.
Морри обнял моего брата, а Кон так стиснул его в ответ, что у
малыша выпучились глаза. Пэтси налила в стакан воды из-под крана, и Кон выпил
все до дна. Когда он благодарил ее, его голос звучал почти как раньше.