А потом, не прекращая поцелуя, он совершенно неожиданно для меня дернул за шнурок, на котором висел амулет. Шнурок был тонкий и порвался очень легко. Не открывая глаз, я затаила дыхание. Так бывает, иногда мы пытаемся как можно дольше не дышать, как будто остановив собственное дыхание, останавливаем и время. Нам инстинктивно кажется, что до тех пор, пока без движения пребывает наш собственный организм, то же самое происходит и с окружающим миром. Но как живому человеку необходимо дышать, так и времени необходимо продолжать свое течение. Я вынужденно выпустила наполнявший легкие воздух и заставила себя открыть глаза.
Адриан по-прежнему стоял рядом, теперь он сжимал амулет в собственном кулаке. Вокруг было по-прежнему тихо, я бы даже сказала, замогильно тихо, до звона в ушах. Глаз не улавливал в комнате ни малейшего шевеления, было похоже, что все, как и я, замерли в ожидании. Я услышала, как Адриан выдохнул воздух, в наступившей тишине его дыхание казалось шумным. Во всяком случае, в одном можно было не сомневаться: он дышал. Кровь застучала в висках с новой силой, а может быть, я только сейчас обратила на нее внимание. Мне захотелось то ли прижать Адриана к себе, то ли как следует поколотить его за подобные фокусы. Впрочем, последнее желание быстро улетучилось, никому другому это видно не было, но я стояла очень близко и заметила, что у Адриана чуть-чуть дрожит рука. Правда, длилось это совсем недолго, оборачиваясь к де Оксенфорду, он чуть сильнее сжал пальцы, и ничто в его облике уже не свидетельствовало о недавно пережитом.
– Хороший выбор смерти, – произнес де Оксенфорд.
Адриан ничего не ответил. Обращенный к шерифу взгляд, однако, вполне красноречиво говорил, куда именно тот может идти со своими оценками.
Впрочем, де Оксенфорда это мало волновало. Выхватив из руки Адриана амулет, он сразу же повернулся к нам спиной и поспешил назад, в темную часть комнаты к каминной полке. Взяв в руки оставшиеся два амулета, он возвратился к своему столу, но садиться не стал, а продолжил стоять к нам спиной, разложив амулеты перед собой.
– Мне не мешать, к окнам не приближаться, – приказал он, не оборачиваясь.
– А с этими что? – немного нерешительно спросил начальник стражи. Как видно, приказ «не мешать» не подразумевал дополнительных вопросов, и охранник слегка волновался.
– Ах да. Убить. Только не здесь, это будет мне мешать. Там, снаружи. – Де Оксенфорд все-таки соизволил повернуться в нашу сторону. – Сожалею, Уоллес, – развел руками он. По моему поводу шериф, как видно, не сожалел. – Мне ваши жизни в общем-то не нужны, но дочка уж очень просила.