В особом отделе долго допытывались, почему так долго выходил из окружения (может, в тылу отсидеться хотел?), а затем снова направили на передовую, понизив с ротного командира до взводного.
С семьей тоже получилось неладно. Жена с годовалым сыном осталась в оккупации. В сорок четвертом вышла снова замуж, посчитав, что Василий погиб. Ольхов выбил короткий отпуск, встретился с женой. Лучше бы не встречался.
Узнал, что сын умер от простуды еще два года назад, а она ждет ребенка от нового мужа.
— Не вини меня, Вася, — только и сказала она. — Всё война виновата. Уезжай, не трави ни мне, ни себе душу.
В семье Ольховых, что жила в Старице, за это время умерла младшая сестренка Василия, два двоюродных брата и почти все друзья-товарищи, призванные в сорок первом.
Высоко Василия не двигали, хотя комбат ценил его. С сорок третьего снова командовал ротой, был награжден двумя орденами. Все собирались поставить комбатом, но почему-то в штабе на должность не утверждали. Возможно, не забывали, что дважды попадал в окружение. То есть находился на оккупированной территории, что являлось пятном на военной биографии. И вот сейчас, получив ответственное задание, возглавил штурмовую группу, неплохо начал, но пошло все наперекосяк. Перебирая в сложившейся ситуации возможные варианты, Ольхов понемногу подходил к решению, которое подсказывал ему военный опыт.
Его заставили лезть напролом. Группа понесла большие потери, разрознена. Настрой у людей подавленный, но воевать придется с любым настроем.
Уцелела часть бронетехники, а в башне, на краю немецкого укрепления, засел надежный и решительный командир Савелий Грач. И судя по всему, легко его не выковырнут. Пытались выбить взвод на рассвете, но лейтенант со своими людьми атаку отбил, даже вывел из строя штурмовое орудие.
Вернулись разведчики, которых Ольхов посылал осмотреть подходы к немецкому узлу обороны. Есть дорога, точнее каменистая колея, по которой можно пустить единственный оставшийся танк и самоходку. Не теряя времени вместе с Юрием Милушкиным съездил на мотоцикле, осмотрел подходы.
Лейтенант-самоходчик долго всматривался в укрепления. Шевелил губами, рассчитывая расстояние, что-то прикидывал. В свое время Ольхов и сам учился на артиллериста. Правда, пушки были другие. Служил он в расчете старой «трехдюймовки» образца 1902 года. Деревянные тележные колеса, обшитые железным обручем, простенький прицел, изношенный за две войны ствол с массивным откатником.
Но «старушка» в трудном сорок первом году свои обязанности исполняла неплохо. Фугасные и бронебойные снаряды проламывали броню немецких танков. Которые хоть и наводили страх своими хорошо продуманными ударами, но горели тоже неплохо.