– Я?! Да кто тебе о этом сказал?!
– Так ты сама и спрашивала – вспомни?!
– Я… я просто так. Из любопытства дурного. Но слухи… они шли и раньше, их девы сир-тя распускали…
– Проклятые колдуньи!
– Не все они колдуньи. Им кто-то мог приказать… кто – еще не догадалась?
– Ты думаешь – это дело рук Митаюки? – удивленно моргнула Устинья. – Но… зачем ей?
– Я пока над этим не думала, – со вздохом призналась Настя. – Хочешь – давай вместе порассуждаем?
Стебель таволги в руках прячущейся неподалеку девчонки дернулся, изогнулся, словно боевой лук, готовый пустить отравленную стрелу прямо в сердце врага! Явственно запахло медом – таволга иногда именно так и пахла, – а еще – кровью, видать, амулет был заговорен на крови.
Что-то словно б ударило Устинье в голову. Будто бы кто-то вкрадчиво зашептал на ухо, напоминая весь давний позор, – менквы, насильники… никакой мужчина так не может…
– Господи-и-и-и!!!
Девушка дернулась, синие очи ее вновь вспыхнули обидой и гневом.
– Нет! – тряхнув головою, громко выкрикнула Ус-нэ. – Ступай прочь! Уходи сейчас же. Я не желаю с тобой говорить.
– Но…
– Уходи! Прошу же!
И столько было во взгляде Устиньи озлобленности, обиды и отчаяния, что Настя решила не искушать дальше судьбу, в конце концов, насильно мил не будешь. Махнула рукой да зашагала обратно к острогу, грустная и немного обиженная. Ну, ведь не виновата она ни в чем, не виновата! А кто тогда виноват? Митаюки? Так и впрямь – ей-то это зачем? Муж ее любый, Матвей Серьга, вроде бы на Устинью-то не заглядывался. Он вообще ни на кого не заглядывался, в очи смуглокожей ладе своей смотрел, словно привороженный. Привороженный…
Нет, нет, это не Митаюки – кто-то из своих сболтнул, кто знал. Знамо, из дев кто-нибудь, а может, и казаки – они тоже не хуже баб сплетни сводить любят.
– Эй, Маюни – как улов? Много добыл белорыбицы?
– Атаман?
Остяк сделал вид, будто только что заметил лодку и сидевшего на веслах Егорова. Скривился, правда, тут же улыбнулся – вести себя иначе казалось юному шаману как-то не по-людски. Сам атаман ни ему, ни жене его, красавице Ус-нэ, ничего плохого не сделал, разве что супружница атаманская, Настя, несдержанной на язык оказалась… Но сам-то Иване Егорович…
– Проходи, атаман, к моему костру – гостем будешь, да.
Этого Иван и хотел – переговорить с парнем заранее, до созыва казачьего круга. Может, и получится уговорить остаться, ну а нет, так попытаться хотя бы.
– С удовольствием рыбки твоей отведаю, коли зовешь.
Отдав улов Устинье, атаману глубоко поклонившейся, Маюни уселся рядом с только что разведенным костром, подкинул плавника да сухих веток, благодаря колдовскому солнцу кустов на островке хватало, хватало и хвороста, хоть на зиму, конечно, заготовляли дровишки на материке – тащили, сплавляли морем толстенные бревна. Они же и на избы шли – кто хотел строиться.