. Именно на него он указал, когда в покой явился Коста, а люди базилевса удалились. Коста только переглянулся с княгиней и после того, как она согласно кивнула, осторожно налил в чашу розоватую воду из последней заветной склянки.
– Ты сама сначала испей, – подозрительно глянув на Ольгу, приказал Константин.
Она развела руками.
– Не могу, августейший. Я воду уже пила перед тем, как отправиться в Константинополь, а часто ее использовать нельзя… Силу она не возымеет. Да и зачем?
– Чтобы не отравили меня.
Он сдвинул брови, поджал губы. И покосился на стоявшего в стороне Косту.
– Тогда пусть твой человек выпьет!
Ольга пожала плечами. Ишь, отравы опасается. Ну где его ум, о котором столько слышала? Разве осмелилась бы она на такое, особенно тут, в Палатии, где все так трясутся над особой божественнейшего и где, случись с ним что, никого бы из русов не пощадили. Разве затем она прибыла?
– Глотни, Коста, тебе не впервой, – обратилась она по-русски к волхву, указывая на канфар. – Ты ведь среди печенегов без живой воды жил, вот и испей. Только не все, не забудь и с этим петухом напыщенным поделиться.
Коста послушно взялся за выполненные в форме крылышек ручки чаши, губы его чуть шевельнулись, когда заговор нашептывал, потом сделал глоток. Император глядел на него, взволнованно теребя на груди парадную цепь с медальонами-образами. Видел, как этот худой, изможденный рус отставил чашу, вытер рукавом уста. Повернулся к княгине – и глаза его вдруг засияли… Смотрел на Ольгу, как иной верующий на икону, даже слезы выступили.
– Матушка княгиня. – Он пошатнулся, прижав руку к сердцу. – Люба ты мне, век служить тебе буду, жизни для тебя не пощажу! Все для тебя одной! Ибо ты и солнышко мое, и луна моя, и ладо мое вечное. Ненагляда моя!..
Сказать, что Ольга была поражена, – ничего не сказать. Еле смогла вымолвить по-русски: ошалел, что ли? А Коста уже на колени рухнул, руки ей целовал, слезами обливался. И все твердил, что он и живет лишь для того, чтобы ей услужить, чтобы увидеть порой хоть издали, хоть изредка.
– Что с этим мужем происходит? – медленно, с надменностью спросил император.
Что тут скажешь? Ольга резко отстранила Косту, жестом указав ему на дверь. Он пятился, не сводя с нее влюбленного взора. Эко его проняло! А ведь обычно замкнут был, слова лишнего не скажет. Но слуга всегда был верный. Может, и в самом деле влюбился одинокий? Даже жалко его стало.
Константин смотрел вопросительно, и Ольга, тщательно подбирая слова, стала пояснять: мол, так всегда бывает после чародейской живой воды. Силы-то удесятеряются, страсти кипят. Вот ее человек и стал просить… Ну, молил, дескать, не делиться с иноземцем священной водой, не давать исконное русское чудо чужому…