Правда… Мы, оставшиеся в живых, знали ее далеко не полностью. Никогда не забуду, как сидели мы друг возле друга в тесной камере жандармского застенка, тихо переговаривались, пытались даже шутить. Тогда мы думали, что больше расстрелов без суда и следствия не будет. Со дня на день ждали перевода в городскую тюрьму. Но внезапно ворвавшиеся в камеру жандармы, топот кованых сапог, лязг затворов, истерические выкрики: «Всем оставаться на своих местах!» — вернули нас к действительности. А затем прозвучали имена двадцати трех…
Мы были уверены, что наши товарищи казнены палачами, но не знали, когда, как и где. Убийцы тщательно скрывали это. Более того, они сами упорно распространяли слухи, что все двадцать три просто переведены в другую тюрьму, что они строят дороги где-то высоко в горах, что живут в какой-то пещере, едва ли не на курорте. Родные и близкие бесследно пропавших ухватились за эту ложь, как за последнюю надежду. Как было не поверить!
Не было предела вероломству и подлости палачей. Один из убийц даже не постеснялся навестить родителей одной своей жертвы. Встречен он был пенистым вином и запеченной курицей. Да и как иначе, ведь он принес добрые вести. «Не о чем вам беспокоиться, — распинался он перед жадно ловившими каждое его слово родителями казненного патриота. — Сын ваш жив и здоров. Живет в горах в свое удовольствие, как царевич Симеончо». Многие были введены в заблуждение бесстыдной и циничной ложью властей. Отец одного из двадцати трех, поверивший фашистам, в первый день свободы, 9 Сентября, без тени сомнения говорил: «Хорошо, что вовремя арестовали наших детей, по крайней мере останутся живы. Сейчас они в надежном месте и очень скоро вернутся. Сам кмет мне так сказал».
Правда… Она была раскрыта через неделю после победы.
…Далеко в горах была обнаружена могила со сплетенными в смертельном объятии телами двадцати трех…
— Да ты, смотрю, меня и не слушаешь, — словно издалека долетел до меня голос матери моего друга. — Пойдем-ка лучше покажу, где мне жить придется на старости лет — под самыми облаками. — Едва заметная улыбка скользнула по ее лицу. — Как-то раз гуляла по кварталу. Туда зайду, сюда загляну, потом вижу, что забрела уж слишком далеко. Надо возвращаться, а куда, в какую сторону идти — не могу понять. Все дома один другого больше, а какой из них мой, попробуй разберись! Пришлось просить милиционера: «Дорогой товарищ, помоги отыскать, где живу». Сказала ему номер дома, а он смеется: «Так вы же перед ним стоите, бабушка».
Вошли в комнату. С фотографий на стене на нас смотрели двадцать три молодых человека. На балконе сели на старенькие табуретки. Перед нами раскинулся город, море и горы.