Снова заработал мотор.
– Как же я волнуюсь! – воскликнул Наполеон. – Знаю, что всё будет хорошо, а волнуюсь… Поднимаемся. Хочу увидеть всё в деталях.
Подняв нос, субмарина пошла на всплытие.
Что за чепуха, думал Фандорин. Попасть торпедой с такого расстояния в крейсер, идущий на полной скорости, практически невозможно. За те пять, а то и шесть минут, которые понадобятся снаряду, чтобы преодолеть два с лишним километра, «Азенкур» уплывет черт знает куда. Да и что это вообще за атака вслепую?
Лодка качнулась и выровнялась. Вода здесь была совсем светлой.
– Веду наблюдение в перископ! – азартно сообщил Наполеон. – Рубку не высовываю, чтоб не заметили… Хотя это уже все равно…
– Я тоже поднимусь, принц. Можно? – попросил Клод.
– Конечно. Ты свое дело сделал. Извини, Пит, для троих здесь места не хватит. Но смотреть снизу тоже будет интересно, обещаю… Е-е-есть! – вдруг завопил он так, что у Фандорина заныли чувствительные после травмы барабанные перепонки. – Как в тот раз – точно в корму! Нос пошел кверху! Тонет! Гляди, Клод!
«Этого не может быть, – сказал себе Фандорин. – Попасть с первой же торпеды? И так, чтобы мощный крейсер сразу начал тонуть?»
– А-а-а! – заорал и Клод, очевидно, припавший ко второму окуляру. – Ух ты! Торчком! Гляди, принц: матросы, а? Сыплются с палубы, как горох! Ух ты, какой взрыв!
Глухой звук и вибрация докатились до субмарины.
– Шлюпок опять спустить не успели, – уже спокойнее сказал принц. – Выживших не будет. Это очень хорошо. Бесследное, таинственное исчезновение корабля действует на психику неприятеля сильнее, чем просто его гибель… Что ж, новая модификация кранкита дает еще более мощный взрыв, а механизм акустического наведения работает безукоризненно… Смотри вперед, Пит. Скоро мы будем на месте.
Субмарина пошла на погружение, не замедляя хода. Свет померк, но видимость все равно была отменная.
Через минуту-другую впереди показались какие-то темные клочья, будто оседала сажа или шел черный снегопад. Фандорин закусил нижнюю губу. Это были обломки корабля. Куски палубы, обшивки, фрагмент трубы… И тела, мертвые тела. Раскинув руки – кто плашмя, кто головой вниз, кто свечкой – они плавно опускались, поворачивались, шевелили безвольными членами. Зрелище было жутким и в то же время каким-то иррациональным, похожим на сон.
– Будто осенний листопад, – меланхолично произнес голос принца. – Подул ветер смерти, и ветка жизни обнажилась… Сама по себе жизнь не имеет никакой ценности. Если человек так и не стал человеком, а существует на манер муравья… Какая трагедия… Я не об этих пятистах муравьишках. Я о полутора миллиардах остальных, которые живы, а в то же время не живут… Ничего, мы заставим человечество пробудиться. Мы сделаем муравьев людьми. Я, Наполеон из рода Бонапартов, вам это обещаю.