– Excusez moi, мсье, parlez-vous russe?[66]
– Excusez moi, madame, mais non[67], – последовал ответ.
– Ах, какая жалость, – продолжала Алёна с самым приветливым выражением. – А мне сказали, что в этом отеле говорят по-русски, что здесь можно найти переводчика…
– Мадам, вы так прекрасно говорите по-французски, что вам никакой переводчик не нужен, – польстил швейцар, удостоившись приветливой улыбки «мадам», французский которой и в самом деле был недурен. – Что касается русского швейцара, то да, был у нас такой, его звали Алексис, он работал у нас… еще совсем недавно. До вчерашнего дня.
«Неужели он еще кого-то, кроме меня, отправил не туда, куда нужно, на него нажаловались – и хозяева прогнали беднягу?» – подумала Алёна.
Спрашивать о деталях, конечно, было неловко, да и делать ей здесь больше нечего было совершенно, поэтому она приготовилась к отступлению, прочирикав, как, мол, ей жаль, что Алексис лишился места, потому что иностранцу очень нелегко найти работу в Париже.
– Эх, мадам, – пожал плечами швейцар, – Алексису уже никуда не удастся устроиться. Ни в Париже, ни где бы то ни было еще.
– Неужели он получил такую плохую рекомендацию? – удивилась Алёна.
Швейцар посмотрел на нее вприщур:
– Пулю он получил, а не рекомендацию!
– Пулю? – недоверчиво повторила Алёна.
– Да, мадам! – Швейцару явно было приятно смотреть в ее вытаращенные глазки. – Прямо вот здесь, у входа. – Он топнул и посмотрел на тротуар. – Я сам не видел, но говорят, вчера здесь была невероятная лужа крови. Пришлось менять ковер перед дверью.
Алёна посмотрела на ковер. Он сиял чистотой, как, впрочем, и тротуар. Его отмыли. Отмыли от грязи и крови. Вот ужас!
– Но за что? – Разумеется, она успела поймать на самом кончике языка дурацкое предположение о неправильно указанной дороге еще кому-то, более нервному и мстительному, чем Алёна Дмитриева.
– Этого никто не знает, – пожал плечами швейцар. – Просто вчера здесь произошло аж три убийства.
– Что?!
Похоже, швейцар был в восторге, что большие и прекрасные глаза русской дамы становятся все больше и больше, а может, даже и прекрасней. Не исключено, он решил выяснить предел их увеличения, потому что с жаром сказал:
– Вот именно! Сначала вон там, – он махнул рукой налево, в боковую улицу, прямо у стены отеля, – застрелили каких-то двоих русских, мужчину и женщину, а потом, приблизительно в это самое время, – он постучал по своему волосатому запястью с огромными часами, – застрелили Алексиса. Возможно, он видел что-то лишнее. За то и получил пулю.
И тут его ожидало разочарование, потому что глаза Алёны перестали увеличиваться, а, наоборот, зажмурились.