Дальше все смешалось. Потом я видел белый флаг на стенах крепости и понял, что Лонэ решил открыть ворота. Толпа безумцев понесла меня вперед. Я видел, как убивали защитников крепости, которым обещали сохранить жизнь, как голова Лонэ поднялась на острие пики… чудом отпустили Юлена, крича, что он предатель и не имел права давать такое обещание.
Я не чаял, как выбраться из этой огненной и кровавой круговерти, но не мог закрыть глаза свои и пресечь своего любопытства. Я думал: коли такая страшная тюрьма, то сейчас побредут выпущенные на свободу узники, в цепях и оковах, благословляя своих избавителей. Однако из камер вывели только семерых каких-то злосчастных, которые, кажется, не слишком были довольны, скорее, боялись бушевавшего кругом отребья. Между ними видел я глубокого старца, который еле тащился, опираясь на клюку. Кто-то сказал, что это граф де Лорж, который содержался здесь в заключении более сорока лет. По лицу его текли слезы, но мне почудилось, что и это были слезы страха, а не радости.
– Тонтон! Тонтон! – послышался вдруг женский голос, который показался мне знакомым.
Я оглянулся, но не увидел ни одной женщины. Вместе со мной обернулся также и один узник, мужчина лет сорока с лицом, поглядев на которое я подумал, что этому отребью лучше бы вернуться в узилище, дабы не оскорблять глаза тех, кто на него имеет несчастье смотреть. На нем было написано: я прощелыга, лжец, плут, негодяй и распутная скотина.
– Мадлен! – проскрипел он, пуча глаза и разевая беззубый рот. – Ты пришла за мной?
– Я пришла за письмом, дурак! – холодно проговорил тот же голос… И я обнаружил, что высоконький худенький парнишка в шляпе, напоминающей гриб-поганку, вовсе не парнишка, а…
Та самая девка из сада Пале-Рояль! Та самая… ну, в общем, ТА САМАЯ.
Я прянул за угол, прижался к стене, чтоб меня не снесла толпа, мятущаяся по тюремным коридорам. Они с Тонтоном прижались к стене с другой стороны, так что я слышал каждое слово.
– А я думал, ты вспомнила наши прошлые забавы, – хохотнуло мерзейшее существо. – Пришла со мной поласкаться.
Меня так и скрутило злобой. С кем я изменил моей Агафьюшке?! С подлинной шлюхой!
– Наши забавы существуют только в твоей безумной башке, Тонтон, – надменно проговорила Мадлен. – Ты мог оболгать меня перед людьми, но себе лгать нет смысла. Ты прекрасно знаешь, что я к тебе относилась всегда только с брезгливостью, как к грязному таракану.
Бог весть почему, с души у меня отлегло. Значит, она все же не такая…
– Где письмо, Тонтон? – прошипела Мадлен.
– А почему я должен тебе это сказать?