Я без сил опустилась на кровать. Витька сел рядом, обнимая меня за плечи.
— Мама, неужели дядя Камиль плохой? — спросил сын.
Теперь я вообще ничего не понимала. Но… значит, бывший с бородой мне не померещился? И что он там делал?!
Я закрыла лицо руками.
— Мама! Мама! Не плачь! — стал теребить меня Витька, а потом выдал: — Мне дядя Камиль нравится больше, чем папа.
Я молчала.
— Мама, а мы тут долго жить будем? — не отставал Витька.
— Не знаю. Спроси у дяди Камиля.
В дверь постучали, и послышался голос Хабибуллина:
— Эй, вы там что, заснули?
— Иди, Витя, мне надо переодеться, — шепнула я сыну и добавила: — Ты — молодец. Сделал все правильно. Никому не говори про папу. Я… сама еще не разобралась.
Многозначительно кивнув, сын вышел из комнаты. Вместо него зашел Камиль. Сразу же заметил, что у меня глаза опять на мокром месте.
— Да успокойся ты наконец, — он крепко обнял меня и прижал к себе. — Все будет хорошо.
— Камиль, что это были за деньги? — спросила я.
— О, Аллах! Нефтяные, конечно. Какие у меня еще могут быть деньги?
— А причем тут я?
— Долго объяснять, — ушел он от ответа. — И вообще это не женское дело!
Я опять хотела открыть рот, но Камиль не дал мне ничего сказать, заорав, что со мной и с детьми все будет в порядке, если я буду делать то, что он говорит. После этого он бросил через плечо:
— Одевайся! И поторопись! Жду тебя внизу!
Я бросила взгляд на мешок с шубой за шесть тысяч долларов и надела купальник.
* * *
Мы великолепно поплавали, мне стало лучше, голова совсем прошла. Вернувшись на виллу, пока Витька с Катькой что-то мудрили на кухне, я приняла еще таблетку анальгина. Слабое сотрясение, наверное, все-таки есть, несмотря на то, что сказал врач. Камиль внизу смотрел местные новости. Я вспомнила, что обещала каждый вечер звонить Сергею Сергеевичу. Но как я позвоню при Камиле? Или, наоборот, стоит сказать, что у меня в Питере есть человек, который примет меры, если я вдруг не заявлю о себе в оговоренное время?
Я спустилась вниз, подумывая, что часть долларов стоит потратить на обновление гардероба, но глядя на Камиля в шортах и майке, решила, что я в шортах тоже смотрюсь прекрасно, и для Хабибуллина не надо надевать вечернее платье.
— Мне нужно позвонить, — сказала я Камилю.
— Кому? — спросил он, не отрывая взгляд от экрана. Текст шел на английском. Ну почему я как следует не учила язык в школе? А потом в Университете только сдавала «тысячи», и этих знаний хватает только на дурацкие порнографические книжонки из Амстердама? Кстати, а как экс-супруг здесь обходится? Он ведь знал язык в объеме одного глагола, чаще всего употребляемого героями американских фильмов. И зачем мамашка отдавала его во французскую школу? Лешенька, кстати, по-французски знал только одну фразу: шерше ля фам.