— Так что же произошло? — настала моя очередь задать милиции все интересующие меня вопросы.
— Это мы хотели бы услышать от вас, — ответили мне, после чего нас на пару с Катькой заставили пройти весь наш путь с момента забегания в здание.
Я мгновенно заблудилась, Катька же показала, под какой лестницей ей удалось спрятаться и как она там сидела, пережидая, пока папа с «дядей» Димой пронесутся мимо, а потом тихонечко выбралась и тем же путем отправилась на улицу, потому что «мы с мамой всегда встречаемся у выхода».
— А вы все-таки где были?
Я рассказала, как взбежала по первой лестнице, идущей от главного входа, потом прошла по второму этажу вправо, в конец, там поднялась на третий по другой лестнице, побегала по третьему этажу, поднялась на четвертый, затем… Все переходы теперь казались мне похожими.
— А в лаборантской были? — спросил допрашивавший меня опер, который вел записи.
— Нет, ни в какие комнаты не заходила. Бегала только по коридорам и лестницам.
Другой милиционер предложил нам проследовать за ним.
— Не надо бы Катю туда вести, — пролепетала я, уверенная, что нас поведут на место трагедии.
— Не волнуйтесь. Ребенку мы ничего не покажем. Пойдемте.
Вскоре мы оказались на лестнице, где, как мне сказал тот самый парень в медицинском халате, внизу закрыт вход. Я, разумеется, поведала милиции о встрече, показала место, где мы с ним столкнулись, а потом вдруг вспомнила про кровь у него на правой руке…
Увидев выражение моего лица, милиционеры поняли, что ко мне пришло осознание, и попросили очень подробно описать парня.
— Придется проехать к нам и сделать фоторобот, — наконец заявил один из них.
— Хочу в «Баскин Роббинс», — встряла Катька.
— Чуть-чуть попозже, — ответили ей.
Я все-таки попросила показать мне место, где на Лешку было совершено покушение.
Лаборантская находилась на втором этаже, это была первая дверь направо от входа с лестницы.
— По всей вероятности, вашего мужа специально ждали, — сказали мне. — Кто еще, кроме вас, знал, что он сегодня будет в этом учреждении?
Я пожала плечами. Могла назвать Диму, фамилии которого не знала, своего отца и свекра, безвылазно сидящих на даче. Насчет Надежды Георгиевны никаких версий не имела, но мать, по моему мнению, не могла желать зла своему единственному сыну. Она, кстати, никогда не сомневалась, что Витька с Катькой — ее родные внуки и все время находила в них свои черты.
— Почему Алексей Владимирович вдруг решил установить свое отцовство? — заинтересовались милиционеры.
— Это надо у него спрашивать.
— Но вас его желание не удивило? — не отставали от меня.