Мне следовало бы вернуться. Я это понимала. Попрошу Рене забрать сэндвич с собой, скажу, что у меня нет сил есть, а потом выброшу его при первой же возможности. И не буду думать о крови и о чем она мне напоминает, заставляя вспоминать то, чего я никак не могла вспомнить.
Меня нашли в крови, и это было мое последнее воспоминание о прошлой жизни.
— Эйвери.
Бен. Я замерла и посмотрела на него. Ему удалось подойти ко мне так тихо, что я не услышала шагов. Но он, естественно, умел ходить беззвучно.
Он остановился рядом, так близко, что можно было посмотреть ему в глаза. Можно было протянуть руку и дотронуться до него.
— Я тебя не слышала, — сказала я, а потом подумала не столько о нем, сколько о том, как вообще бегают лесные волки — однажды я видела пару из окна. Они двигались очень тихо, даже через трещину в стене я ничего не услышала, кроме ночной тишины.
Вообще ничего.
— Ты задумалась, — с улыбкой ответил Бен. У него в руках был пакет с названием пиццерии — яркие желтые буквы на полиэтилене. Так странно было видеть его здесь. С едой — ведь он мог просто выбраться в лес и…
Мог бы сам поймать себе кого-нибудь.
Я снова вспомнила о своем сэндвиче, о капающей с него крови, и у меня скрутило желудок.
— Что с тобой? — поинтересовался Бен, мягко, но настойчиво. — Тебя что-то напугало и расстроило.
— А уловить причину ты не можешь? — спросила я.
Бен сглотнул и опустил глаза:
— Знаю, что это связано с родителями.
— Да, но это не все, — ответила я, и он вздрогнул, словно я его ударила.
— Эйвери, я говорил от души. Я сделаю что угодно, чтобы не причинить тебе вреда.
— Ты можешь это сделать, — сказала я и показала на луну: она висела низко, полная и тяжелая. Огромная красная луна. — Ты уже был здесь, когда убили моих родителей. Ты знал, что мой папа выступал за разрешение охоты на волков, чтобы снизить их численность?
— Нет, — ответил Бен. — И даже если бы знал, моих родных убили не простые охотники. — Его губы напряглись. — Ты говорила, что доверяешь мне. Почему это вдруг изменилось?
— Ты иногда становишься не человеком, — объяснила я. — Ты… ты волк.
— Нет, — возразил он, — это не так. Я только наполовину волк, но не целиком. И ты не ответила на мой вопрос.
Теперь уже я опустила глаза:
— Я вспомнила отцовские статьи. О том, что он писал про охоту на волков. — Я посмотрела в небо. — Разве ты не должен… сегодня же… ты будешь превращаться?
Он засмеялся, и в сердце у меня что-то кольнуло.
Я почувствовала, что мои слова его расстроили. Хотя на поверхности ему было весело, за этой веселостью скрывалось другое чувство.