— Вот именно! Пух-перо из штаба генерал-полковника фон Моделя!
* * *
Пробравшись в оккупированный гитлеровцами Орел, Васильцов не узнал этот старинный русский город, до войны тихий и задумчивый, весь утопавший в зелени небольших садов. Теперь это был не обычный город, где все напоминало о персонажах Тургенева, Лескова и Бунина, а какое-то военное поселение, сплошь наполненное солдатами и офицерами немецкой армии. На тесном, переполненном вокзале, на старых, с выбитым булыжником улицах, на редких бульварах и скверах, у подъездов домов и на перекрестках — везде и всюду темнели, желтели, отливали серебром мундиры, шинели и фуражки с фашистскими знаками и эсэсовскими повязками. Среди этого скопища военщины мелькали и тут же исчезали робкие фигуры гражданских. Даже городской рынок, такой же шумливый и многолюдный, как и в тридцатые годы, и тот кишел немцами в военной форме.
Васильцов проскользнул в дальний угол рынка и сразу же узнал так хорошо описанную Перегудовым явочную квартиру. Это был старый, с облупленной штукатуркой двухэтажный дом. У входа в подвал красовалась вкривь написанная на ржавом железе оригинальная вывеска:«Стой, гражданин! Взгляни на свою обувь. Если порвалась, заходи, починим».
Но хоть у многих орловчан Васильцов видел истрепанную обувь, в сапожную никто не заходил. Видать, орловчанам было не до обуви.
С полчаса покружив вблизи мастерской, Васильцов направился к облупленному дому и вошел в подвал. Сгорбленный, с морщинистым лицом и тусклым взглядом водянистых глаз сапожник, к счастью, оказался один.
Глядя куда-то поверх головы Васильцова, он безразлично выслушал слова пароля, с минуту посидел, о чем-то думая, потом неторопливо встал и, взяв Васильцова за руку, проговорил:
— Пойдемте, товарищ, заждались мы вас. Беда у нас великая…
Он провел Васильцова лабиринтом темных коридоров и, остановись у какой-то двери, прошептал:
— Всех наших гестаповцы схватили. Только одна связная уцелела. Ниночка Найденова.
Когда сапожник открыл дверь бледно освещенной комнаты, Васильцов увидел девушку в старом засаленном ватнике и по-деревенски повязанном грязном и порванном шерстяном платке. Васильцов взглянул в ее большие, в упор смотревшие на него открытые глаза и сразу же понял, что это она, Нина Найденова. Та самая девушка, которая целых полтора года, выполняя противную работу судомойки в столовой гитлеровского штаба, делала великое дело советской разведчицы и держала связь с партизанами.
— Здравствуйте, товарищ, — вполголоса ответила она на приветствие Васильцова, с особой нежностью произнеся последнее слово.