Его внимание привлек легкий шум на вершинах сосен. Подняв голову, он заметил, как под напором порывистого ветра иглистые ветви, качаясь, склонялись к юго-западу.
«Дымом, дымом закрыть прогалину, — мгновенно осенила Васильцова счастливая догадка. — Создать видимость лесного пожара и замаскировать колонну от наблюдения с воздуха. Да… — тут же усомнился он, — а если пожар и в самом деле разольется по всему лесу? Ну и пусть, — решительно возразил самому себе Васильцов, — далеко не разойдется. А если и раскинется вдоль этой прогалины, то мы успеем проскочить, а каратели будут отрезаны. Потерпи, батюшка брянский лес, ради спасения людей советских», — умоляюще посмотрел он на шумевшие под ветром сосны.
Перегудов одобрил решение Васильцова, и через час густая полоса дыма поползла по лесной прогалине. В воздухе все так же гудела «рама», но ее не было видно, и колонна Васильцова двинулась в соседний массив леса.
Пропуская колонну, Васильцов увидел Круглова, до самого подбородка закутанного одеялом.
— Как самочувствие, Паша? — весело окликнул его Васильцов.
Круглов, жалостно глядя тоскующими глазами, пытался улыбнуться, но вместо улыбки криво сморщился и глухо пробормотал:
— Ничего вроде. Ноги вот только ломит и в грудях скрипит чтой-то.
— Потерпи, осталось немного. Вот отскочим от карателей, прилетит самолет, и мы тебя на Большую землю переправим. А там подлечишься в госпитале — и домой.
— Спасибо, Степан Иванович, — прошептал Круглов и, когда отошел Васильцов, про себя добавил: — Дай-то бог, дай-то бог! Поскорей бы только…
Всякий раз, бывая в полку Поветкина, генерал Федотов боялся встречи с Ириной. Прошел почти год с того затянутого дымкой весеннего дня, когда в уютном садике московского госпиталя Федотов увидел нескрываемую любовь своего старого друга Андрея Бочарова и военного врача Ирины Петровны. Много дел и событий за этот долгий военный год рубцами легло на сознание Федотова, но тот, казалось, ничем не приметный день чаще других вызывал горькие раздумья. Внешне вроде ничего не произошло. Искренне, без тени сомнения в своей правоте, он, Федотов, по праву старой дружбы настоял, чтобы Андрей Бочаров навестил семью и до конца выяснил свои отношения и с женой Аллой и с Ириной. Круто поговорили друзья, и Андрей, подавленный, полный внутреннего смятения, уехал к жене. Это и было началом конца связи Ирины и Бочарова.
После госпиталя военная судьба вновь свела их вместе. Ирина служила старшим врачом полка в дивизии Федотова, а полковник Бочаров был представителем Генерального штаба при штабе фронта, в который входила федотовская дивизия. Всего какие-то километры разделяли их, но прежние отношения навсегда похоронил тот блеклый день в госпитальном садике. Андрей Бочаров твердо решил порвать с Ириной и вернуться к жене. Но Федотов, хорошо зная своего друга, отчетливо понимал, что решение было результатом усилий ума и совести, а не веления сердца.