Ольга не боялась заблудиться. Во всем любившая точность, она запаслась картой Одессы со схемой городского транспорта. Сориентироваться на местности для нее не составляло труда: Ольга всегда уютно чувствовала себя в чужих городах, в отличие от многих других женщин, страдающих, как стало модно говорить во времена повального увлечения психоаналитикой, «топографическим идиотизмом».
И весь этот приморский город с высокими акациями, бесчисленными цветами, непривычно желтоватыми каменными домами казался Ольге единым, своеобразным организмом. Улицы и бульвары вызывали из памяти те или иные литературные страницы.
Ольга любила читать, просто проглатывала самиздатовские книги, напечатанные на ксероксах и неловко переплетенные. В таком виде ей как-то на одну ночь дали «Окаянные дни» Бунина. И Ольга, страстная почитательница «Темных аллей», навевавших ей неземную, вечную грусть, звучавших как лирическое Memento mori, была поражена и обескуражена этими откровенными дневниковыми записями, этим будничным трагизмом, запечатленным русским гением.
Теперь ей подумалось, что действие в книге, как и в ее, Ольгиной, жизни, происходит в двух городах: Москве и Одессе.
Девушка посмотрела на часы: половина второго. «Нужно возвращаться на пароход», — автоматические мысли такого рода бывают точными, как часовой механизм.
И снова улицы, бульвары. Покрытый зеленой паутиной и белыми потеками Ришелье с пьедестала, казалось, одобрительно взглянул на голубое легкое платье девушки, отделанное вышивкой, названной в честь его однофамильца.
Лестница… На этот раз Ольга воспользовалась эскалатором, и спустя несколько минут теплые волны Черного моря, разбивавшиеся о набережную, уже заглушили шум недалекого города.
У пассажирского причала, где стоял «Нахимов», скопилось довольно много туристов. По всему чувствовалось, что скоро отплытие. Ожидая, пока люди с чемоданами поднимутся на борт, Ольга прогуливалась взад-вперед вдоль судна.
Она мысленно сравнила пароход с утюгом, удивившись банальности этого сравнения. Да, корпус судна напоминал утюг, но не современный, с округлой линией сходящихся боков, а старинный, остроносый, угольный. Такой «антикварный» утюг Ольга видела когда-то в кладовке у бабушки. Вдоль его чугунного днища был просверлен рядок дырочек, похожих на иллюминаторы.
К белому борту парохода были приклепаны выкрашенные в темно-синий цвет буквы. «Адмирал Нахимов». А словно бы в тени этой надписи можно было различить и другую надпись… Дырочки от клепок, тщательно запаянные, заглаженные и закрашенные, все равно открывали первому же внимательному взгляду первоначальное имя корабля: «Berlin» Ольга знала, что этот пароход — один из двух бывших трофейных на черноморском пассажирском флоте.