Через несколько лет я узнала от Дитера, что он заплатил за меня Веронике откупную в виде приличной по тем временам суммы. Она заявила, что была вынуждена продать почку, чтобы прокормить младшую сестру, то есть меня, от неминуемой смерти. Он уже и не мог вспомнить все те ужасы, которыми «кормила» его Вероника, вымогая деньги, в качестве компенсации за потерянную кровинушку, ради которой страдала столько лет. Заложенная Вероникой квартира на фоне пожертвованной почки была сущей мелочью, но именно это сыграло свою роль и добросердечный Дитер вывернул карманы, рассчитываясь за меня. Трудно сказать, кто из них врал больше. Дитеру верить тоже глупо. Он мог наговорить на Веронику. Ну, например, история с почкой вызывала большие сомнения. Вряд ли Вероника могла выдумать такую лабуду. У нас в те времена никто и не думал о таких жертвах. Да и ради чего нужно было продавать часть тела? Я же, вроде, пусть и не очень крупная, но здоровая девочка. Вероника и Дитер были «два сапога пара». Они стоили друг друга. Вполне допускаю, что Вероника взяла-таки с немецкого придурка некоторую сумму. Но не думаю, чтобы она устраивала театр одного актёра, разыгрывая сцены с почкой. Зная Вероничкин характер, не сомневаюсь, что она содрала с этого козла деньги, но сделала это, скорее всего, не таясь, а открыто торгуясь с ним. Никогда я не узнаю правды. Да и разве в этом дело? Какая разница, кто нажился на мне. Вероника, считающая, что должна компенсировать украденную мной её заветную мечту в виде завидного жениха. Или Дитер, использующий меня, чтобы воплотить в реальность свою мечту… вернее, свои извращённые задумки.
Но тогда я ничего этого не знала. Я только плакала и плакала, боясь ехать в Германию, боясь секса с Дитером, боясь разлуки с Вероникой. Чего только я тогда не боялась. Всего, что угодно. Но на самом деле, как выяснилось чуть позже, боялась не того… совсем не того, чего следовало.
Вскоре Дитер улетел домой, а Вероника улаживала мои дела с бумагами. Со стороны Дитера в период его отсутствия мне не грозила опасность сексуальных поползновений и стало спокойнее. Из моей памяти выветрились сальные глазки жениха, его мерзкие толстенькие пальчики, пытающиеся ощупать меня по максимуму. Через пару недель после отъезда Дитера из Москвы я забылась, а сам он не казался уж таким устрашающим и омерзительным. Казалось, времени впереди много и я утихла, втянувшись в повседневность. Но часы тикали, стрелки щёлкали, и в конце концов, день Зеро настал. Настал неожиданно, потому что я смогла заставить себя не думать о нём.