— Он к тебе прикасался?
Она заморгала глазами, когда он сменил тему разговора, которая невольно вызвала заполнившее всю ее чувство горечи.
— Нет. Но если и да, то разве это имеет какое-нибудь значение? Слуга не может возражать в таких делах. Вы сами мне так сказали.
— Ты не можешь возражать против того, что я с тобою делаю, женщина, но больше никто не может тебя трогать.
И как доказательство этому он взял в руку ее толстую косу, чтобы она не смогла пошевелить головой, и прижался губами к ее губам. Поцелуй был сердитым, наказывающим и требовательным одновременно. Ей это не понравилось, и еще меньше ей понравилось, что у нее появилось жжение внизу живота, свидетельствовавшее о том, что она готова к дальнейшему.
Но у него не было намерения обладать ею здесь на лестнице. Он оторвал от нее свои губы, но продолжал крепко прижимать ее к себе. Затем еще крепче ухватил ее за косу и требовательным голосом спросил:
— А если бы он попросил, ты бы удовлетворила его просьбу?
У нее даже не было мысли привести его в ярость своей ложью.
— Нет, я бы отказала ему, а если бы это не помогло, то стала бы отбиваться от него. — Она почувствовала, что его тело стало менее напряженным, а пальцы, сжимавшие ее волосы, ослабли. Но следующими словами она опять разозлила его. — Но без средств защиты, которые мне не разрешено иметь, это вряд ли поможет.
— И не будет разрешено, — прорычал он, снова распаляясь.
В этот раз она не обратила внимания на его гнев, так как очень сильно разозлилась сама.
— Тогда что может удержать любого мужчину от того, чтобы не изнасиловать меня? Вы же меня одели как служанку, а на служанок всегда смотрят как на законную добычу. Даже ваши воины без колебаний… — Она замолчала, когда увидела, что он усмехнулся.
— То, что я проявляю к тебе интерес, было замечено и понято. Здесь ни один человек не осмелится дотронуться до тебя. Нет, женщина, никто, кроме меня, не сможет взять тебя к себе в постель.
Она стукнула по руке, которой он хотел потрепать ее по щеке.
— Я это ненавижу так же, как ненавижу вас!
Ее заявление вызвало у него только смех, который разъярил ее так, что она отпрыгнула в сторону и опрометью бросилась вниз по лестнице. Он не стал задерживать ее, но мысль о том, что он мог бы это сделать, если бы захотел, только усилила ее ярость.
Он был властен над ее телом, ее чувствами и контролировал все, что она делала. Она даже не могла рассердиться без его позволения, ибо он очень хорошо знал, как подавить ее ярость при помощи страха. Она не могла больше терпеть такое безоговорочное подчинение ему.