Шелдон был еще одной болезненной темой. Что касается лично Ровены, так он похитил у нее мать. Он воспользовался незащищенностью Анны, завоевал ее расположение и женился на ней прежде, чем она поняла, что к чему. Теперь он ее убедил, что она его обожает, тогда как это просто невозможно — ведь он друг Уоррика.
А потом, месяц назад, когда Ровена пребывала совсем уж в плохом расположении духа, Анна явилась с новым откровением.
— Он любит тебя. Он сам мне об этом сказал, когда я его спросила.
— Мама! — воскликнула в ужасе Ровена. — Как ты могла спрашивать его об этом?
— Потому что я хотела знать. Ты-то уж, конечно, никогда не взяла на себя труд спросить его об этом.
— Конечно, нет, — ответила Ровена раздраженно. — Если мужчина не говорит об этом по собственному желанию.
— Моя дорогая, когда я спросила, сказал ли он тебе о своей любви, он ответил, что не знает, как это сделать.
Ее мать не могла бы лгать, но Уоррик солгал бы. Сказал бы матери именно то, что той хотелось услышать. Как разумно с его стороны, и не придерешься.
Но для Ровены все это не имело никакого значения. Она не собиралась потерять самообладания и выйти замуж за этого человека. Пусть ее сердце все еще способно сильно биться, когда он рядом, пусть она еще испытывает сильную страсть к нему и желание близости, она не собирается опять выставить себя дурой, открыть свое сердце, чтобы его снова разорвали на части.
И вот сегодня она сидела в оконной нише в своей комнате. Она, хозяйка Туреза, предпочла милые ее сердцу свои девичьи покои более просторным апартаментам.
Она похлопала по мягкому сиденью под ней, самодовольно улыбнувшись, так как сидеть на подушках было гораздо приятнее, чем на твердых лавках в покоях Уоррика. Да, у него было два окна, а в ее комнате только одно, и стекла у него были дорогие, а у нее стекло было разбито во время одной из недавних осад.
Вместо стекла на окне тонкая промасленная ткань, через которую едва можно что-либо видеть. Но ткань была натянута не туго и трепыхалась на апрельском ветру, и Ровена время от времени могла видеть дорогу, извивавшуюся в направлении к сторожке у ворот. Дорога была пустынна, на ней лишь изредка появлялся какой-нибудь странствующий торговец со своей повозкой; но это ее не интересовало.
Это башенное окно было разбито уже не первый раз. Когда ей было девять лет, она сама случайно разбила его и стекло не вставляли почти два года. Окно выходило на выступающую вперед часть замка, которая была ниже башни на один этаж. На верхнем этаже размещалась часовня, и ее крыша располагалась шестью футами ниже башенного окна.