Уоррик рассмеялся над ее сердитым выражением лица — по крайней мере она надеялась, что он смеялся только над этим. Ведь не мог же он знать, как отреагировало ее тело на прикосновение к его телу? И как вообще такая реакция возможна, если она его ненавидела? Это было выше ее понимания.
Ей не хотелось снова приближаться к нему. Нужно было еще снять с него штаны и обувь, но она не могла этого сделать. От одной мысли об этом у нее опять возникало ощущение покалывания в грудях. Боже милостивый, что же такое с ней происходит?
Он терпеливо ждал, но когда она не сделала никакого движения в его сторону, он сказал:
— Заканчивай.
Она медленно отрицательно покачала головой, видя, как у него вопросительно поднялась бровь.
— Тебе хотелось бы, чтобы тебя снова приковали цепями к моей кровати?
Она резко подскочила, чуть не столкнувшись с ним в спешке. Она услышала его смех и заскрежетала зубами. Значит, и эта угроза будет постоянно висеть над ней? Он был совершенно отвратителен, вне всяких…
— На колени!
Она упала на колени, даже не задумываясь над его новым приказом, и прямо на уровне лица увидела под тканью его штанов большую выпуклость. Краска снова залила ее лицо, и пальцы ее дрожали, когда она протянула руку, чтобы развязать шнурок и освободить его орудие мщения.
— Меня вполне устраивает видеть тебя в такой жалкой позе — как щенка у моих ног, — продолжил он небрежно. — Может быть, я прикажу тебе прислуживать мне в такой позе за столом.
— На виду у всех? Пожалуйста, не надо, — слова вырвались со стоном.
Он коснулся рукой ее макушки — как если бы она была не более, чем щенком, виляющим хвостом у его ног, — и отдернул руку, как только она подняла на него глаза.
— Ты еще будешь колебаться, выполнять тебе свои обязанности или нет?
— Нет, не буду.
Он больше ничего не сказал, оставив ее в ужасе раздумывать, удовлетворил ли его ее ответ. Теперь она стояла на коленях, потому что она осмелилась отказаться закончить раздевать его, наказание было скорым и унизительным. Неужели этого мало? Она сдернула с него штаны и подштанники, стараясь не смотреть на то, что было у него ниже пояса; она наклонилась пониже, чтобы заняться его обувью. Когда она кончила раздевать его, он не двинулся с места, и она не сводила глаз с его голых ног, что было своеобразным вызовом с ее стороны, но что нельзя было назвать прямым неповиновением, ибо разве его ноги не были частью его тела?
— Поистине ты таки продолжаешь испытывать мое терпение, — сказал он, видя, как она продолжает смотреть на его ноги.
На этот раз он не упорствовал, и она увидела, как он переступил ногами и забрался в лохань с водой. Она с облегчением вздохнула. Она стала забывать, что еще означает «прислуживать ему, когда он принимает ванну». Он ей напомнил.