Перестав смеяться, но продолжая улыбаться, он сказал:
— Давай заканчивай, а то вода начинает остывать.
Она повиновалась, но мытье этого крупного мужского тела было настоящей пыткой, и по-другому это назвать было нельзя. Ее сердце сильно билось, пульс участился, а напрягшиеся соски грудей ломило от боли. Мытье слишком явственно напоминало ей о том времени, когда она принуждала его быть готовым к соитию, оно было очень похоже на ласки с ее стороны. И то, что было символом его мужского достоинства и силы, несколько раз упиралось в ее руку, и она поняла, что оно взорвется прежде, чем она дойдет и до этого места и начнет там мылить.
Ее лицо пылало. А его — оставалось по-прежнему необыкновенно прекрасным, ибо он продолжал улыбаться, довольный тем, что она испытывала чувство неловкости. Но она на это сейчас и не обращала внимания, потому что пылало не только ее лицо. У нее вдруг возникло безумное желание забраться к нему в эту лохань.
Но вместо этого она вскочила на ноги и начала намыливать ему голову. Но она делала это слишком сильно, взбивая слишком обильную пену, которая потекла ему в глаза.
— Хватит, женщина, — попросил он. — Сполосни теперь волосы.
Ровена дотянулась до ведра, чувствуя облегчение, что процедура мытья подходит к концу, и вспомнила, что больше не осталось горячей воды.
— Вам придется подождать…
— Нет, споласкивай сейчас же.
— Но, мой господин, вода…
— Сейчас же, черт тебя побери!
Она стиснула зубы. Ну что ж, сам напросился. С великим удовольствием она вылила целое ведро ледяной воды ему на голову.
Она услышала, как он захлебнулся водой, стекающей по лицу, потом закашлялся и начал отплевываться. Злорадное удовольствие сменилось тревогой. Ну теперь он наверняка поколотит ее, хотя во всем этом не было ее вины. Пока он не выскочил из лохани, она начала медленно отступать к двери, а он продолжал смахивать руками воду с лица, потом опустил руки, и эти его глаза цвета серебра пригвоздили ее на месте.
— Я… я пыталась сказать вам, что не осталось теплой воды, мой господин.
— Да, ты пыталась. Если бы мне не щипало так глаза, я бы мог выслушать.
Она насторожилась.
— Значит, вы меня опять обвиняете? Если бы вы меня спросили, я бы сказала вам, что никогда раньше никого не мыла и не знаю как…
— Замолчи!
Было очевидно, что он раздражен, но не похоже, что он собирался поколотить ее, поэтому она предложила свои услуги, спросив:
— Что вы теперь наденете? Я принесу одежду.
— В этом нет нужды. Уже пора ложиться спать. Так что я пойду прямо так.
— Тогда… можно ли мне быть свободной… мой господин?