Любой значительный человек чего-нибудь хочет и, более того, готов использовать любые средства для достижения своей цели.
Й. Геббельс
Павильон Цветов, или, как его ещё называли, Сад Удовольствия, занимал почти четверть Двенадцатого Яруса Тальи. Он испокон веков служил обителью для многочисленных жён и наложниц Императора, а также — их детей, не достигших шестнадцати лет. Разглядывая цветущий уютный двор, по всему периметру которого были разбросаны изящные, богато украшенные домики, фонтаны, беседки и статуэтки, я невольно подумала: мало каких подлостей и преступлений не совершалось в этой роскошной обстановке. Ибо, если и были в нашей истории существа более жестокие и неразборчивые в средствах, чем Императоры, то по праву таковыми можно было назвать их женщин, с остервенением сражающихся за власть над душой правителя — и Ишшаррой.
Гравий тихо шелестел под нашими ногами, когда, выбирая скрытые от чужих глаз дорожки, мы заходили все дальше в запретный Сад. Я старалась казаться невозмутимой, но чудесные картины, открывающиеся передо мною, заставляли восхищенно распахивать глаза: все же, видеть гравюры в книгах и созерцать вживую — вещи разные. Ни одна картинка не смогла бы передать дурманящие запахи цветов, красоту мозаичных площадок, уют оплетённых лианами беседок и глубокую синеву вечно голубого неба: благодаря древней магии в саду всегда царила ясная, солнечная погода. Оставалось только порадоваться, что волшебный свет, созданный искусственно, никак не влиял на кожу: загар считался недостатком для женщины, и пэри старались всеми силами избегать его появления.
Впрочем, на моего спутника красота и изящество сада произвели странное впечатление. Вопреки логике, Эйтан смотрел на цветущее великолепие хмуро, с затаенной злобой, которая меня искренне поразила.
— Вы не любите этот сад? — вопрос вырвался прежде, чем я успела умерить своё любопытство, — Но почему?
Змей замер на пару мгновений, невидящим взглядом гипнотизируя резную деревянную беседку, и глухо заметил:
— Я здесь рос. Этот проклятый искусственный серпентарий, где фальшивое даже солнце, эти мерзкие, лицемерные, жестокие твари с пустыми глазами, в которых течёт императорская кровь, но нет и не было ни гордости, ни чести, ни ума, ни таланта, эти ряженые прислужницы, плетущие интриги за твоей спиной — я ненавижу все это.
Я с изумлением и тихой грустью посмотрела на стоящего рядом мужчину. Впервые со времён памятного разговора о крокодилах, Эйтан позволил себе столько эмоций и откровенности. И, глядя на того, кто в тот миг казался маленьким, обиженным на мир мальчиком, я видела саму себя, и от этого становилось горько и смешно.