Его мать была похоронена в Сомеролле, и он заставил себя просить о поддержке, потому что у него не было другого выхода. Она на своей шкуре испытала, что значит очутиться в безвыходной ситуации.
Он решил, что никому до него нет дела.
Анджелина развернулась и бросилась вслед за ним.
– Колин, подожди!
Он лишь ускорил шаг, и ей пришлось чуть ли не бежать, поэтому, когда нагнала его, Анджелина задыхалась так, что с трудом могла говорить:
– Я… Мне… Извини.
Его ноздри трепетали.
– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии.
Она по себе знала, насколько унизительно быть объектом жалости. Наконец дыхание выровнялось.
– Прости за бесчувственность. Мне действительно не все равно. Если тебе это еще нужно, я готова оказать любую помощь, какую только смогу.
– С чего бы? Ты ведь не доверяешь мне.
Волна жара всколыхнулась в груди. Она проглотила комок в горле, понимая, что обошлась с ним как с человеком, который предал ее.
– Приношу свои извинения. Мои подозрения ни на чем не основаны.
Анджелина физически ощутила на себе его взгляд и понадеялась, что он не станет задавать вопросов, потому что пока не могла говорить о событиях, которые похоронили ее прежнюю беззаботную жизнь.
– Ты мне ничем не обязана, – отчеканил Колин. – Не сомневаюсь, у тебя найдется чем заняться.
– Ты имеешь в виду чаепития и вышивание? – фыркнула Анджелина.
Он заложил руки за спину.
– Леди, наверное, любят проводить время таким образом.
– Если хочешь знать, это смертельно скучно.
Слабая улыбка появилась на его губах.
– Ты уверена?
Уж лучше она станет помогать ему, чем часами класть стежок за стежком. Но это была не главная причина. Вне зависимости от того, что у него было в прошлой жизни, он заслуживал второго шанса. Одному господу известно, сколько она сама отдала бы за второй шанс, но это было невозможно.
– Спасибо.
Звучание его внезапно охрипшего голоса сказало ей больше, чем слова.
Хотя и не часто навещал родные пенаты, Колин отлично знал распорядок дня отца. Маркиз крепко держался старого правила: кто рано встает, тому Бог подает, – в то время как сам Колин крепко держался за перину и подушку до тех пор, пока солнце не повисало высоко в небе. Тем не менее он приказал своему камердинеру Горацию разбудить его в безбожную рань – в шесть утра. Гораций, который был не бóльшим жаворонком, чем его хозяин, недовольно ворча, прошаркал в комнату и распахнул занавеси на окнах.
– Раны Господни! – пробормотал он, когда солнечный свет залил спальню.
Колин застонал.
– Уйди, Гораций.
– Милорд, вы просили разбудить вас пораньше. У вас намечена встреча.