В галерее рядами тянулись картины предков с порицающими взглядами. Они висели двумя рядами с обеих сторон от него, все одетые в богатую одежду и заключенные в богатые рамы. Они выглядели словно история, люди, достаточно важные, чтобы изменить будущее и быть сохраненными во времени. Они смотрели на него сверху вниз так, словно он не принадлежал к этому месту.
Джаред посмотрел на их лица. Он уже понял это. Его нахождение здесь было смехотворным. Вся их квартира в Сан-Франциско трижды поместилась бы в одну эту портретную галерею. Он чувствовал себя так, словно все холодные тени в доме хотели, чтобы он воспользовался выходом для прислуги.
Джаред продолжал идти вниз по коридору мимо вереницы мертвых аристократов, ища кое-кого. Затем он увидел ее имя «ЭЛИНОРА ЛИНБЕРН», написанное потускневшим золотым цветом на черном дереве. Она выглядела еще страннее, чем чувак в белом парике. На ней был конусообразный головной убор с вуалью и, кажется, она была лысой, к ее огромному несчастью.
«Замужние женщины в те времени не должны были показывать волос, — сказала ему Кэми, ее сознание дотронулось до его, сонное, но заинтересованное. — Возможно, она их сбривала. У нее есть брови?»
«Конечно, у нее есть брови!» — сказал Джаред, заступаясь за своего предка, хотя англичане и были ненормальными и, вероятно, женщины целенаправленно стриглись налысо.
В какое бы время он не проснулся или не ложился спать и в любой момент днем, он ловил себя на том, что мысленно тянется к Кэми, проверяя, где она, и все ли с ней в порядке. Теперь все было по-другому, потому что она была настоящей девушкой, лежащей в настоящей постели.
Брови Элиноры были подняты, а рот изображен прямой линией. Она выглядела так, словно была в каком-то смысле раздражена тем, что застряла на картине, словно у нее есть дела получше.
— Эй, Элинора, — тихо сказал Джаред. — Я знаю, где ты спрятала колокола.
— Что? — спросил голос матери позади него.
Джаред подавил импульс подпрыгнуть. Показать слабость — отличный способ добиться того, что ее из тебя выбьют.
Она сидела в нише, ее длинная юбка разлетелась по мраморному сиденью в небольшой каменной чаше окна. Большое мозаичное окно уже было тронуто росой, окаймляя ночь серебром. Оно выходило на темный сад.
Внизу лунный свет отражался от двух светловолосых голов. Дядя Роб и Эш, которые совершали снаружи одну их своих родственных прогулок отца и сына. Пару раз дядя Роб приглашал Джареда, отчего Эшу он стал неприятен еще больше.
— В этой семьей никто не спит? — требовательно спросил Джаред.
Она скользнула по мраморному сиденью, отодвигаясь подальше от него.