Наверное.
Но… это страшно, когда человек умирает.
Жанна обняла себя. Она сидела, смотрела на каких-то людей, которые бродили по квартире, на Николая, странно спокойного, умиротворенного даже. Он что-то говорил, Леха записывал, старательно так, от избытка старательности он и язык высунул.
— Мы с ним дрались когда-то… не по-детски, а так, чтобы до крови… он пытался доказать, что главней, я власть не признавал. Вот и выходило. — Кирилл сел рядом.
Он тоже был мокрым. И, значит, помогал там, в ванной? Почему Жанна не помнит? Или это последствия стресса? Она не знает и, кажется, не желает знать.
— А потом он в полицию пошел… сначала в армию, после армии — в участковые… и учился заочно. Теперь вот следователь. Тоже карьера… Я, когда в этом деле завязался, на него вышел.
— И что теперь будет?
Кирилл пожал плечами:
— Ничего. Или что-нибудь. Не знаю.
Николай, точно почувствовав, что говорят о нем, обернулся и одарил Жанну улыбкой такой дружелюбной, радостной, не оставляющей сомнений в том, что он безумен.
— Почему он убивал? — Жанна поняла, что дрожит, не то от холода, не то от нервов. — Из-за денег?
— Полагаю, из-за денег тоже… но подожди, не сегодня, так завтра, но Леха все расскажет… Леха у нас рассказывать любит.
Он вновь вошел в зал суда.
И преклонил колени перед судьями. Гнева не осталось. Ничего не осталось, кроме рабской этой покорности, что вызывала усмешку у епископа… он всегда ненавидел Жиля… За что?
Не понять.
А инквизитор — фанатик. Он искренне верит, будто творит добро…
Герцог устал. Он немолод, и ему хочется, чтобы это неприятное дело поскорей уже закончилось. Герцогу даже жаль неосторожного вассала, но жалости этой недостаточно, чтобы помочь.
Жиль не смотрел на судей.
Он говорил то, что ему велено было сказать.
Признавался.
Дети? Да, похищал… и вступал в противоестественную связь… и убивал…
Алхимия?
Занимался. И в том раскаивается перед судом и Богом, умоляя о прощении…
Колдовство?
Жиль сбился с речи.
Признаться? Нет. Тогда ему прямой путь на костер… а так есть шанс, крохотный, но все же… инквизитор фанатик и, если убедить его в своей невиновности… убийство — не для суда церковного… передадут королю, а тот хоть и не благоволит более к Жилю, но не позволит казнить героя…
— Я не занимался колдовством, — медленно произнес Жиль. — И не продавал свою душу.
Он обвел судей мутным взглядом.
— Пусть меня сожгут живым, если кто-то докажет, что я призывал дьявола, или заключал с ним договор, или приносил ему жертвы!
На его слова толпа отозвалась воем.
Им хотелось крови.
— Вы упорствуете, — произнес епископ сквозь стиснутые зубы.