— Да, — Жиль сумел заглянуть ему в глаза.
Что он ожидал увидеть?
Не пустоту… не эту бессмысленную пустоту лени. Ему ведь скучно… ненависть была бы честней… а ему просто скучно.
— Обвиняемый упорствует, — медленно повторил епископ. — Вызывайте свидетеля…
Кто еще?
Они допросили всех… и подкупили ту женщину, которую Жиль впервые увидел в зале суда, а женщина эта клялась на Библии, будто поставляла ему детей… и так подробно рассказывала о каждом, так громко каялась в грехах…
Что они ей пообещали?
И тому, кто…
Жиль замер. Этого свидетеля он знал. Медленно и важно, окруженный стражей, словно знатный господин, по залу суда шествовал Прелати…
Жиль закрыл глаза: вот, значит, кто…
Франческо Прелати говорил громко, и каждый человек в зале слышал его. И люди были заворожены рассказом этого итальянца… а он… он безо всякого стеснения повествовал и об опытах на мертвецах, которые проводил по приказу Жиля, и про демона, про волшбу, колдовство… золото… про то, что на золото Жиль покупал детей…
Он был так убедителен, лжец и обманщик.
Так…
— Думаю, — епископ заговорил, когда проклятый монах в лживом своем раскаянии опустился на колени и испросил прощения, — вина обвиняемого доказана в полной мере.
— Лжец… — Жиль произнес это шепотом, но был услышан.
— Однако же он, дьяволопоклонник, продолжает упорствовать и скрывать иные грехи, быть может, куда более тяжкие, а потому…
…Пытка.
…Снова пытка.
…Выяснения истины ради.
Он слушал речь епископа, который говорил о дьяволопоклонниках и еретиках, о том, что иные, и будучи загнаны в угол неопровержимыми доказательствами их вины, все одно не спешат очистить душу раскаянием…
…Каленым железом. Огнем и водой.
…Они снимали с этой души слой за слоем. И Жиль захлебывался криком. Ему позволяли отдохнуть, затянуть раны, но лишь затем, чтобы вновь приняться за измученное тело.
— Раскайся, — шептал епископ, который лично следил за допросом. — Раскайся во всем, и Господь смилуется над тобой.
Он и вправду верил, что говорит от Его имени?
Верил.
И благословлял на новую боль… и Жиль держался. Он ведь к боли привычен… он ведь был ранен, и не единожды, но… там — иное, а здесь… здесь боли было слишком много.
Он не струсил.
Он просто хотел, чтобы все закончилось. И сказал то, что от него желали услышать.
Не поверили.
— Ты что-то скрываешь…
Так ему говорили.
А он… он не знал, чего еще им надо.
Что скрывает?
— Расскажи, — требовал епископ.
— О чем?
— О Жанне… до нас дошли слухи, что ты знаешь, откуда она взялась на самом деле…
И Жиль рассмеялся: вот в чем, оказывается, дело. Им нужны были не только его тело, душа и золото, но еще и правда.