— Угрожаешь?
— Пользуюсь ситуацией.
— Ты… сволочь.
— Пожалуй, — согласился Кирилл, глядя… с насмешкой?
— Я могу…
— Пожаловаться? — Кирилл приподнял бровь. — Неудачная идея. Во-первых, Алиция терпеть не может жалоб и жалобщиков. Во-вторых… Что ты расскажешь? Сплетни? Версию, шаткую, что воздушный замок? В лучшем случае над тобой посмеются. Смеяться здесь любят. В худшем объявят параноиком. А паранойя — душевная болезнь…
— Сволочь.
— Повторяешься. — Он взял Жанну за руку, сдавил легонько.
Наклонился, касаясь губами кожи.
Вдохнул.
И выдохнул, опалив дыханием.
— Но я очень обаятельная и изворотливая сволочь, Жанна. Поэтому и предлагаю: давай дружить.
Следующие несколько дней прошли в тишине и притворном спокойствии. Жанна чувствовала напряжение, которое проскальзывало в едких замечаниях Аллочки, категорически недовольной появлением соперницы, в притворном дружелюбии Ольги, в равнодушии Игоря, который сделал вид, что ничего не произошло, и лишь сторонился Жанны.
Алиция Виссарионовна более не делала попыток побеседовать, напротив, она словно позабыла о существовании Жанны.
Сегодняшний вечер не стал исключением.
Жанна начала потихоньку ненавидеть эти семейные вечера.
Очередная гостиная.
И Ольга играет на фортепьяно пьеску.
Алла что-то читает, устроившись в низком кресле, брат ее занял место в углу, он вообще тяготел к таким вот удаленным спокойным местам, и в чем-то Жанна его понимала.
Николай сидел сгорбившись, прикрывая ладонью блокнот, и что-то быстро старательно черкал, шевеля при том губами. Стоило кому-то из семейства подойти ближе чем на три шага, и широкая ладонь Николая накрывала записи.
Игорек расхаживал по гостиной, что-то бормоча и размахивая руками, при том выглядел он сущим безумцем. Был ли им?
Жанна листала книгу, с каким-то особым, извращенным удовольствием разделяя слипшиеся страницы. А в текст почти не вглядывалась.
— Жанна, не горбись. — Сама Алиция Виссарионовна держала идеальную осанку. — Не представляю, о чем думала Женечка, воспитывая тебя…
Жанна молча выпрямилась, она уже усвоила, что перечить бабке — себе дороже.
— Что ты читаешь?
— «Гордость и предубеждение». — Жанна подняла томик, продемонстрировав заголовок.
— Сентиментальная чушь, — поморщилась Алиция Виссарионовна.
— Классика.
— От этого она не перестает быть сентиментальной чушью, — с легкостью отмахнулась Алиция Виссарионовна. — Подобные книги вредны.
— Почему?
Ольга прекратила играть, видимо решив, что все одно ее не слушают. А может, нынешняя беседа, в отличие от предыдущих, заинтересовала ее.
— Потому что они искажают представление о мире. — Алиция Виссарионовна стукнула тростью о пол. — Сентиментальные романы нужны сентиментальным дурочкам, которые не способны смириться с объективной реальностью.