Историк (Северский) - страница 3

Что же мне теперь делать?.. Я должен собраться силами и скрепиться духом… И бежать отсюда — без оглядки… Просто, стоит мне оглянуться, этот затянутый инеем офицер начнет сниться мне в ночных кошмарах и являться в — дневных… Я этого не вынесу! Ведь этот офицер — не человек! Я понятия не имею, кто или что он такое! Если бы я точно знал, что он просто перестал быть человеком и просто стал машиной, мне бы было спокойней… Но я понятия не имею! Никто не знал, не знает и не узнает правды о нем! Никто не узнает… Но ведь его ошейник при нем… Это его мысли, его отчетная память… И я могу… Нет!.. Нет!.. Не могу!.. Но я — историк, я должен… Но я не могу! Но я должен…

Мы с невестой поссорились именно из-за склонности к разным наукам… Вернее, я думал, что я склонен ко всем наукам сразу, когда голова моей невесты забита только медициной, но оказалось, что я — историк. Ведь история — обо всем. Это наука обо всем, что было, что есть и что будет. О том, что было и будет, я узнаю со временем. А о том, что есть сейчас, я знаю сейчас… И я должен сохранить это в истории. Ведь историк — ответственное лицо перед лицом истории. Я обязан точно записать все, что происходит. Нет, не все — только то, что очень важно. То, что мы охотимся на крыс, а руггеры — на червей, конечно, важно… Но то, что я залег под столом в Зале Совета и вижу ужас в моих глазах, отраженных сапогами верховного главнокомандующего исчезнувших армий, властителя разрушенных крепостей, правителя ушедшей расы… И в моих, цепенеющих от колючей жути, когтях его память…

Я знаю, что это будет тяжело, но я сделаю это… Ради моей невесты я поборю этот страх. Тогда она поймет, какой я… И еще поймет, какая это наука — история. Сейчас у нас все просто — мы ведь простые. Но тогда все было не так — тогда, когда были люди… кроме которых почти никого не было. У людей всегда все сложно, ведь они — сложные. Кроме рядового Рёвина. Но о нем я уже все знаю. Он спал, ел и пил, кого-то убил в драке и был послан в бой, из которого не должен был вернуться. Он и не вернулся… Его и весь взвод погребли топи каких-то жутких трясин и болот где-то в лесу во время какого-то перехода или марша… Я не знаю, куда и откуда он шел, потому что он этого не знал. Мне очень жалко, что именно он погиб, потому что только его мысли я и понял. Но вообще, самое важное всегда то, что не понятно. Поэтому я, разинув рот, смотрю сейчас ему в глаза — этому офицеру, которому боялись смотреть в глаза все… не один я…

Я клацнул зубами и снова открыл рот.

Я еще раз клацнул зубами, но рта уже не открыл.