Жданов ноги со стола снял, поднялся и пересел за свой стол. Снова в сторону каморки покосился, а потом нижний ящик стола открыл и достал оттуда исписанный Ромкиным размашистым почерком лист бумаги, развернул и глазами пробежал уже знакомый текст. Малиновский постарался на славу, видно в ударе был, или с похмелья, когда писал, иначе как объяснить такое количество гадостей на один лист бумаги? Андрей в который раз поморщился, понял, что читая всё это и при этом вспоминая вчерашний вечер, ощущает жуткую сумятицу, и не долго думая, инструкцию, как её сам Малиновский назвал, скомкал и в корзину для бумаг выкинул. Пакетом ещё пошуршал, достал небольшую коробку конфет, которую по Ромкиному замыслу, должен был сегодня Кате подарить, открыл, шоколадные розочки поразглядывал и одну в рот сунул.
- Андрей Палыч. - Катя в кабинете появилась, вся такая деловая, занятая, глаз от документов не поднимала. - Ваша подпись нужна.
- Давайте, Катя. Распишусь где надо.
Пушкарёва перед ним бумаги разложила и даже ручку дала. Жданов, не глядя, подмахнул, и сразу из-за стола поднялся, подскочил даже, когда Катя случайно его плечом задела. Такого с ним даже после их первой ночи не было, а тут как огнём обожгло. Даже сердце неизвестно почему встрепенулось. И Андрею показалось, что Катя заметила. Так посмотрела на него, подозрительно что ли, но тут же отвернулась.
- Кать, а что у нас с отчётом? - спросил он, чтобы вернуть себя к мыслям о чём-то более важном, чем воспоминания о Кате Пушкарёвой в его рубашке на голое тело, сидящую на полу перед его камином. Чёрт, почему он думает об этом постоянно? Особенно, глядя на её широкую юбку и плотный жакет, который скрывал всё, что только мог и даже чуть больше.
Она помедлила секунду, потом кивнула.
- Всё будет хорошо, вы не переживайте.
Жданов неожиданно потёр рукой грудь в районе сердца.
- Да не получается, не думать-то.
Катя наблюдала за ним, неожиданно встревожившись. Потом спросила:
- Болит?
Андрей даже не сразу понял, о чём она. Глаза опустил и посмотрел на свою ладонь, которая так и замерла, к сердцу прижавшись. Тут же руку опустил.
- Нет. Это так... рефлекс.
Катя глаза опустила.
- Пойду я в цех спущусь, - сказал Жданов, осознав, что ничего хорошего не получится, если он останется. Не знал, как себя вести с ней. Если отворачивался - чувствовал себя негодяем бесчувственным, а если смотрел в Катину сторону - вспоминал совсем не то, что нужно было, в рабочей обстановке. Начинал искать несоответствия, додумывал её действия и жесты, припоминал, какой она была вчера, сразу становилось жарко, и рука снова поднималась к груди, где обосновалось странное томление. Андрею всё это активно не нравилось, он не привык из-за женщины мучиться. Всегда считал, что отношения с женщинами не должны осложнять жизнь, в этом и смысл - получить удовольствие от общения, секса, душой отдохнуть, ни над чем особо не задумываясь. А с Катей так не получалось. Как с другими, закрыть за ней дверь и спокойно вернуться в постель, досыпать, у Жданова не выходило. Он каждый раз покоя лишался.