– Подожди! Но ведь вся Сибирь и так с нами. Все, кто ехал в поезде…
– Сибирь – это не Россия! – сказал Стриж. – У Колчака тоже Сибирь была. И что? Москва нам нужна! Ленинград! Киев… Если они не с нами, не хер и начинать! Тридцать восемь секунд… Тридцать семь…
Не отрывая взгляда от часов, Стриж протянул руку в сторону, слепо взял бутылку с коньяком и отпил прямо из горлышка.
– Ты просто сдрейфил, – усмехнулся Вагай.
– А ты думал! – впервые взглянул на него Стриж и кивнул на телеграмму: – «Обсудив инициативу Свердловского обкома»! Это же палка о двух концах! Не удастся Горячева рывком свалить, кто первый пойдет под удар? Ты? Турьяк? Уланов? Я! – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Потому что вы меня все продадите! Но дудки вам! Или вся стая идет, или… Двадцать шесть секунд… Двадцать пять… Итти их мать, вот твои «патриоты»!.. Двадцать две…
Вагай взглянул на свои наручные часы. Было без двадцати секунд пять. Действительно, почему никто не звонит? Стриж прав, все наши должны позвонить ему, чтобы собраться в стаю. Неужели струсили? Все?!
Вагай достал из бара стакан и спросил:
– Что? Даже Турьяк не звонил?
Стриж, продолжая следить за секундной стрелкой, отрицательно покачал головой…
– Семнадцать… шестнадцать… пятнадцать…
Вагай налил себе коньяк в стакан, выпил и, закуривая, встретился взглядом с Горячевым, точнее – с его портретом на стене за спиной Стрижа. Это был старый официальный портрет, на котором ретушер убрал с горячевской лысины бурые родимые пятна. Теперь Горячев сквозь очки смотрел с этого портрета на Вагая своим прямым, излучающим энергию взглядом. И его чистое лицо, и эти очки без оправы, и взгляд – все сейчас разительно контрастировало с сидящим под портретом Стрижом – взъерошенным, потным и красным. Неужели тогда, в 1985-м, когда умирал Черненко, а Горячев готовился отбить у Романова власть в Политбюро, он тоже сидел вот такой потный и считал секунды?
– Восемь… семь… шесть…
«Ну ясно уже, проиграли…» – расслабленно подумал Вагай и небрежным жестом швырнул папку на кожаный диван у стены. Папка соскользнула с дивана, листы рассыпались по полу. Значит, зря он вчера до ночи пил водку с начальником местного армейского гарнизона…
– Четыре… три… две… одна!.. Все! – сказал Стриж и откинулся головой к высокой спинке своего кресла, устало закрыл глаза.
– A как же ему удалось скинуть всю брежневскую артель? – кивнул Вагай на портрет. – Романова, Гришина, Кунаева…
На селекторе зажглась красная точка-глазок, и послышался тихий зуммер – сигнал включения связи. Стриж встрепенулся, но тут же и обмяк, узнав голос своей секретарши.