– Мы только вчера познакомились, – торопливо объяснил он, стоя к Люде спиной и воюя со скользкими пуговицами рубашки. – Я полагал, что мы станем привыкать друг к другу постепенно, по шажку продвигаясь к серьезным отношениям. Я думал, что чувства должны вызревать, как плоды, прямо на ветках. А мы с тобой сорвали их недозрелыми и хотим, чтобы они сделались вкусными прямо так – без солнца, без соков, без ничего!
– По-моему, у тебя истерика, – заметила Люда, свешивая ноги с кровати. – Господи помилуй, какие плоды? Дай мне какой-нибудь халат.
– У меня нет халата, – страшным голосом сказал Грушин. – Вернее, у меня есть халат, но это мой халат. Я еще не готов делиться халатом с кем бы то ни было!
– Так, – сказала Люда, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями. – Короче говоря, ты жалеешь о том, что произошло?
– Да, я жалею о том, что произошло.
– Прямо кино! Скажи хотя бы, что тебе было со мной хорошо.
Она хрипло рассмеялась. Однако в груди – там, где сердце, стало отчего-то очень тяжело, будто ее телу давал пульс и силу холодный булыжник.
– Люда, мы должны вернуться на первоначальные позиции, – сказал Грушин суровым тоном. – Пусть все будет так, как раньше. До того, как нас охватило… это!
– Это, – повторила она, покусав нижнюю губу. – Самое занимательное определение из всех, что я когда-либо слышала. – Хорошо, давай вернемся на первоначальные позиции, я не против.
Он живо обернулся к ней – она держала одеяло под подбородком.
– Серьезно? Ты согласна? Ты даже не представляешь себе, как я рад.
– Больше ничего не хочешь мне сказать? – спросила она, покусывая изнутри щеку, чтобы случайно не заплакать.
– Нет, больше ничего.
– Полагаю, мне стоит вернуться к тому, с чего я начала – к очищению квартиры, – сделала вывод Люда. – Мне понадобится опрыскиватель для цветов и, наверное, какая-нибудь рабочая одежда. У тебя есть старый спортивный костюм? С которым ты готов расстаться?
– Он будет тебе велик, – ответил Грушин, испытывая сумасшедшее смятение чувств.
Его тошнило. Ночью ему было так хорошо… А сейчас стало очень плохо. Ему хотелось бежать прочь из дому, перестать думать, перестать чувствовать…
– Наплевать, я подверну рукава и подвяжу штаны веревкой. Меня это не смущает.
Сейчас ее действительно ничего не смущало. Ей было все равно, как она будет выглядеть со стороны. Грушин ненадолго ушел, а потом вернулся со спортивным костюмом и футболкой. Люда отправилась с этим добром в ванну, почистила зубы пальцем и расчесала волосы лежавшей тут же щеткой. Булыжник из ее груди исчез, и на его месте образовалась просторная пустота, благодаря которой стало легче дышать и разговаривать.