– Дашь мне позавтракать? – поинтересовалась Люда, заглянув в кухню, где ее мучитель чем-то яростно звенел и постукивал. – Без утреннего кофе я не человек. Жалко, что мне не обломился кофе в постель, но что ж поделаешь.
Ее случайный любовник стиснул зубы – она видела, как заиграли желваки на его скулах.
– Конечно, я накормлю тебя завтраком. Люда, – он обернулся к ней, держа в одной руке банку растворимого кофе, а в другой ложку на длинной ручке, – между нами все еще будет. Когда-нибудь мы вернемся к этому… К нашей близости. Но не сейчас, хорошо? Мы набросились друг на друга, словно глупые подростки. Это неправильно!
– Слушай, я не хочу это обсуждать, понятно? Забыли и забыли. У тебя чайник вскипел. Налей кипяточка, пожалуйста.
Ей было странно смотреть на него после той ночи, которую они провели вдвоем, и никак не проявлять своих чувств. Ей хотелось трогать его, прижиматься к нему, целоваться с ним, наконец! Однако он закрыл дверь и вывесил табличку: «Вход воспрещен». С этим ничего не поделаешь. Люда попыталась вспомнить, случалось ли с ней когда-нибудь хоть что-то подобное. Нет, никогда! Это она закрывалась от мужчин, бросала их, безжалостно рвала отношения, как только понимала, что за близостью ничего не стоит.
На этот раз все было по-другому. Она потеряла голову от едва знакомого мужчины. И все закончилось катастрофой. Пожалуй, ей еще долго придется собирать себя по кусочкам. Но не сейчас. Сейчас она не готова даже думать о том, что произошло. Ей нужно сделать свою работу и уйти, скрыться. По-другому просто и быть не может. Самое главное, не устраивать представлений. Вести себя как ни в чем не бывало – только так и удастся сохранить достоинство.
Тем временем Грушин насыпал ей в чашку две ложки растворимого кофе и две ложки сахара.
– Хорошая у тебя память, – похвалила Люда. – Надо же – запомнил.
Она быстро разделалась с кофе и кривобокими бутербродами, которые он соорудил, и, пока ела, довольно бодро поддерживала беседу. В какой-то миг прислушалась к себе. Внутри ничего не болело, но казалось каким-то замороженным.
Поблагодарив за завтрак, она отыскала свою сумку, достала из нее косынку и повязала на голову, скрыв волосы. Теперь из зеркала на нее смотрела довольно невзрачная особа, одетая приблизительно как маляр. Да и ладно, кого это волнует?
Грушин даже не заметил ее превращения. Для него Люда оставалась прежней, он не обращал внимания на такие глупости, как одежда или губная помада… Но то, что случилось с ним вчера, казалось ему настоящим безумием. Он испытывал неловкий стыд вперемешку с паникой. Взрослые люди не должны так поступать! Они оба словно сошли с ума, повредились рассудком. Он отлично помнил, как утром, проснувшись, вдыхал запах ее волос, пугаясь почти до обморока того, что запах был незнакомым, чужим.