Сознание тем временем успело обработать полученную информацию. Мы находились в огромном куполообразном помещении, по центру которого стоял пьедестал, из чьей сердцевины вырастал... вырастало?.. в общем, высился каменный, судя по фактуре, монолит, похожий на тонкую иглу, обвитую по спирали множеством каменных же лиан. Артефакт по совместительству же являлся ещё и единственным источником света.
У стен притулились невзрачные короба без каких-либо опознавательных знаков или кнопок, рычагов, тумблеров.
А вот от увиденного на полу волосы зашевелились не только на голове, но и на хвосту: беспорядочно разбросанные, словно спасавшиеся но так и не спасшиеся от взрыва, лежали скелеты. Гуманоидные, острозубые, здесь были как крупные кости, так и детские тоненькие косточки...
Часть оказалась размолота в пыль.
Аккурат там, где стоял Дорангай до начала демонстрации своей реакции.
Зверь внутри пошевелился, потянулся, выпуская когти, и выглянул наружу.
И то, что он увидел, ему не понравилось.
Ломая внутренние барьеры, снося все щиты психики, выламывая защиту сознания, внутренний Зверь выбрался наружу, разом отодвинув в сторону, чтобы не мешались под лапами, сознание и разум, дозволив довольствоваться только наблюдением со стороны. Меня словно запихнули в барокамеру, оснащённую лишь маленькой смотровой щелью наружу.
Эмоции Зверя напомнили мыслеобразы Скола: «Мелкие. Свои. Нельзя ломать. Убить ломающего»
Кнут, словно почуяв рядом сильного компаньона, мелко задрожал, выращивая на оголовке частокол лезвий и шипов льдисто-голубоватого цвета.
Зверь, в прошлый раз погасивший моё сознание, в этот раз вёл себя более аккуратно и вежливо: просто забрал всё управление телом на себя, запретив даже шевелить глазами, не говоря уж о чём-то большем.
От живого кнута повеяло ледяной водой горных ручьёв, стремительной рекой, мерным шелестом вод безбрежного океана. Вокруг меня заструился, стремительно прокаляясь, воздух, в ладонях расплылся жар, кажется, тонкие язычки пламени выросли на выбившихся из причёски волосах. И в местах, где пламя Зверя встречалось с водной сутью Скола, тихонько зашипел, заклубился пар.
Время, замершее с момента попадания пули до пробуждения внутренней сущности, уместившееся в пару ударов сердца, напряглось и лопнуло, взорвалось вихрем действий.
Сидя внутри черепной коробки, изолированный от всего, кроме наблюдения, я смотрел, запоминал, старался понять. Внутренний Зверь явно не то, чем я его представлял — во-первых, не неразумный демон, — за это говорили и мыслеобразы, и совсем нехарактерное для животных легендарное «качание маятника», когда уходишь с траектории пуль, разрядов, метательного оружия; во-вторых, полагался он на собственный источник знаний: из того уголка, куда он сдвинул меня-нынешнего, прекрасно прослеживались все процессы сознания, и Зверь не обращался ни к одному из них, даже в подсознание не лез. Складывалось полное впечатление, что опыт и знания он берёт из внешнего источника. Или же из внутреннего, но находящегося на такой глубине и так сложно организованного, что ни отследить, ни даже просто заметить путь — нереально.