– По правде говоря, ваше высочество, я нарочно бил слабее.
Я хотел было рассмеяться, но за последние две недели я узнал, как это может быть больно. И я просто закрыл глаза и лежал так, пока Мотт расстегивал на мне рубашку и осматривал меня в поисках повреждений.
– Почему вы не позволили мне сказать ему правду? – спросил Мотт. – Он все равно скоро ее узнает, и вы могли избавить себя от всей этой боли.
– Он бы никогда не поверил, – ответил я. – Он должен был бы лучше всех знать, кто я, но он видит лишь мальчика из приюта. И всегда будет видеть.
– Возможно, что так, – сказал Мотт. – Кроме крошечного пореза на груди я не вижу никаких повреждений.
– Поверь, они есть. Ты не мог остановить его?
– Только вы могли бы. – Он начал снимать с меня рубашку. Я позволил ему все сделать за меня. – О чем вы думали, когда плюнули в него? Хотели получить еще?
Я ответил лишь «ох!», потому что Мотт слишком надавил мне на левую руку. Он извинился и продолжил более аккуратно.
– Вы самый глупый мальчишка из всех, кого я знаю, – проговорил Мотт. Голос его звучал уже мягче. – Но вы будете хорошо служить Картии.
– Хотел бы я быть готовым к этому, – сказал я. – Чем ближе я к трону, тем яснее вижу те свои недостатки, что заставили родителей отослать меня подальше.
– Судя по тому, что мне говорили, они отсылали эгоистичного, неуправляемого, агрессивного принца. А король, что возвращается на трон, смел, благороден и силен.
– А еще глуп, – добавил я.
Мотт усмехнулся:
– Ну, и это тоже.
Надеть тот наряд, что приготовил для меня Коннер, оказалось непросто. Он был роскошнее костюмов, что мы носили в Фартенвуде, и немедленно напомнил мне ту сторону дворцовой жизни, по которой я ничуть не скучал. Камзол был длинный, черный, с золотой атласной лентой от груди до нижнего края. Под него я надел белую рубашку, у которой оказался слишком узкий воротник, туго сдавивший мне шею. С плеч ниспадал темно-пурпурный плащ, скрепленный золотой цепью, которая оказалась тяжелее, чем я думал.
– Настоящее золото? – спросил я. Мотт кивнул и подал мне пару новых кожаных сапог и нелепую шляпу с длинным белым пером. Я взял сапоги, а от шляпы отказался.
Я сел перед зеркалом, и Мотт причесал меня и завязал волосы лентой.
– У вас щека все еще красная там, где он вас ударил, – сказал он. – Но к тому времени, когда приедем в замок, должно пройти.
– Надеюсь останется. Пусть напоминает Коннеру, как он, по его мнению, важен для меня. – Я поймал взгляд Мотта в зеркале. – Ты верен мне?
Мотт кивнул.
– Моя жизнь – ваша, принц Джерон. – Он поправил воротник моего камзола и сказал: – Что вы теперь о себе думаете?