Кормить своих детей жёстким царапучим пушным хлебом… Потому что — идут и идут, просят и просят… «Разве уже очень расчетливый хозяин ест и по осени пушной хлеб».
— А зачем? Зачем быть расчётливым? Прорва-то бездонная. Зачем детей-то гробить? Поели сладко да и пошли побираться. Как все. Мир-то, бог даст, прокормит.
Не соглашусь с Энгельгардтом: не «расчётливый хозяин» — стыдливый. Которому стыдно попрошайничать, который пытается оттянуть момент начала своего «христарадничества». Даже в ущерб своему здоровью, здоровью своей семьи. Люди едят «пушной» хлеб: зерно не провеевают, а прямо так, с мякиной — мелют. Пекут из него хлеб и едят. В хлебе остаются такие… иголочки твёрдые. Которые царапают гортань и далее… вплоть до геморроя. Так питается большая часть русского народа в этой местности даже в конце 19 века.
Система, в которой «стыдливые», «трудолюбивые», «расчётливые» питаются хуже «бесстыдных», «ленивых», «недальновидных» — деградирует, вырождается. Она обязательно рухнет. Через некоторое время.
На Руси это «некоторое время» — продолжительность деградирования и вырождения — тысяча лет. Нам уникально повезло: столько такой реликт ни у кого не продержался.
Взаимопомощь, необходимая и единственно спасительная во времена бедствий — сама становится несчастьем, бедой всей нации, если бедствия случаются регулярно. Из одиннадцатилетнего солнечного цикла здесь — два-три года — всё выгорело, два-три — всё вымокло.
— Но нельзя же жить в состоянии постоянной катастрофы! Ребята! Может, вы чего-то не так делаете? «Может, в консерватории что-то подправить»?
— Не, ты чё! Как с дедов-прадедов бысть есть — так и мы.
Это только «глад» — голод. А ещё на «Святой Руси» из катастроф регулярно есть мор, пожар и нашествие…
Количество переходит в качество, достоинство превращается в недостаток, средство выживания нации — в средство самоунижения и самоуничтожения.
Потому что «здесь и сейчас» каждый год мрут люди от недоедания. Только не так много «за раз», как при голодоморе. От одной до двух третей только младенцев. Незаметно, привычно, ежедневно… По чуть-чуть. Ближайшие восемь веков.
И тут я — весь из себя такой умный, набитый мудростью грядущих столетий… Попадун попадёвый! Круче варёных яиц! Ща всё порешаем…! Кустовая многолетняя рожь! С одного огорода прокормлю целый город…!
Фигня… Лысенковщина…
Давай, Ваня, без взбрыков как-бы гениальности и где-то прогрессивности. Ты — не Иисус, пятью хлебами всех не накормишь. Да и не надо: народ — не толпа, народ нельзя накормить — он может накормиться только сам. Научившись и изменившись. Став другим народом.