Земля казалась ему свежей, умытой утренней росой. Где-то в стороне остались густые леса, сквозь них пробежала прямая и блестящая, как река, автомагистраль Киев — Житомир. Проплывали хутора, окруженные розовой пеной вишневых садов. У дорог цвели желтые сережки акаций. Ярко-красные мальвы жались к свежевыбеленным стенам хат.
Может быть, и не всё так подробно было видно с высоты, но воображение Багрецова дополняло этот пейзаж. Он осторожно поднялся вверх и молча сел у люка.
Бабкин чувствовал, что Дим обижен. Не надо было его упрекать в трусости. А теперь вот и не придумаешь, как бы загладить свою вину. Впрочем, он знал, что Дим незлобив и отходчив.
— Тим, а Тим! — и на самом деле услышал он, наконец, голос друга. — Вот что, Тим, — говорил Багрецов, стараясь казаться спокойным. — Мы находимся в гондоле стратостата, где установлена радиостанция, автоматически подающая сигналы погоды. Мне кажется, что стратостат рассчитан на подъем в верхние слои атмосферы без людей. Но… люди все-таки здесь оказались, вот почему стратостат и летит так низко. Надо как-то сообщить на полигон, что так получилось.
— Ты думаешь, что из-за нас метеостанция не может подняться выше? — обеспокоенно спросил Тимофей.
— Да, мне так кажется.
— Мы им сорвали испытания, — задумчиво проговорил Бабкин, смотря в одну точку.
— Но ведь мы же не виноваты, — смущенно заметил Вадим. — Мы хотели сделать как можно лучше.
— Сколько они к ним готовились, — не слушая его, продолжал Тимофей. Проверяли, рассчитывали… Я уверен, что таких стратостатов никто в мире и не строил. Определенно, — убежденно подчеркнул он, — это первый опыт. А мы… — Тим махнул рукой и с досадой добавил: — Да что там говорить!..
Внизу показалась река. Отраженный от воды золотой прыгающий зайчик ворвался сквозь люк в кабину, заметался на ребристом потолке и снова ускользнул.
Прошло несколько часов в свободном полете.
Внизу проплывали леса и луга, пашни и нивы. Уносились вдаль села, деревни и хутора. Изредка в овальном отверстии люка показывался небольшой городок и тоже уползал в сторону.
Бабкин, выросший в деревне, в отличие от своего товарища-горожанина замечал многое из того, чего не видел тот.
С высоты в пятьсот метров он мог определить, хороши ли яровые, его радовали ровные, густо засеянные поля. Он видел свежие, еще не успевшие потемнеть столбы на колхозных улицах. По ним он определял, что в этом селении недавно построили электростанцию.
Встречались совсем новые деревни, светившиеся золотом свежеобструганного дерева. Только черные пятна давнишних пожарищ, остававшиеся в стороне, напоминали о том, что здесь проходила война. Тимофей опытным глазом определял богатства возрожденных после войны колхозов. Он сразу замечал вновь построенный скотный двор, молочную ферму, детский сад. Он видел свежий забор МТС, тракторы и машины, видел стада на водопое у реки, бахчи и огороды. Он знал, что всё это принадлежит колхозам, и хорошее чувство гордости за советских людей, строящих новую жизнь, возникало в нем.