— Анатолий Дмитриевич! — из «запорожца» вылез маленький, юркий, похожий на барсука, мужчина. — Как вас сюда занесло? В таком виде и в такое время…
— Да вот, — развел руками Анатолий, обдумывая наиболее правдоподобную легенду. — Вы даже не представляете как я рад встрече с вами.
— Жениться вам пора, голубчик, — по-своему истолковал его слова бывший пациент (и как его зовут?). — Вы же видный врач, красавец-мужчина, да за вас любая пойдет! К тому же, как медику, вам должно быть известно, что женатые мужчины и живут-то дольше.
— Я исправлюсь. Но, если я не согреюсь прямо сейчас, моя смерть будет на вашей совести.
— Что вы, что вы, Анатолий Дмитриевич! — засуетился водитель «запорожца». — Милости прошу в мою иномарку. Я и курточку могу вам одолжить, правда она вам тесновата будет.
— Я от холода так скукожился, что влезу даже в детский комбинезон. Давайте вашу курточку и поедемте поскорее.
— Не сочтите за труд, Анатолий Дмитриевич, подтолкните моего строптивого мустанга. А то, пока я к вам задним ходом рулил, движок заглох, — бывший пациент сел за руль, покрутил ключом в замке зажигания, но машина не сдвинулась ни на сантиметр.
За неимением другого транспорта Анатолий бы и на метлу согласился, а сдвинуть с места игрушечную машинку для него не составило труда.
— Хватит, хватит! — заорал водитель. — Уже завелся! Все. Садись.
Он жил в Пушкине, а в Питере, в самом центре города жила его старенькая мама. Анатолию сказочно повезло, что именно в этот вечер заботливый сын отправился ее навестить. Через три года после операции по удалению язвы желудка пациенту выпала возможность отблагодарить доктора-золотые руки.
— Слава Богу, мир не без добрых людей… Кстати, о людях, — Ангелина вспомнила про Голубева, осаждающего звонками и SMS-ками мобильник Анатолия. — Что-то Илюха совсем распоясался? Если ты не отвечаешь, значит, занят. Что ему так неймется, ума не приложу.
— Ему, как и тебе, неймется разузнать все подробности моего спасения, — объяснил Анатолий. — Мы же вчера так ни о чем и не поговорили. Вот Илюха и лютует, требует справедливой сатисфакции.
— Нужно его проучить за назойливость.
— И это говорит женщина, которой Голубев презентовал свою «ауди» и два наряда от кутюр.
— Не презентовал, а навязал, — поправила она. — Давай называть вещи своими именами. И вообще, настало время решать, кто тебе больше дорог — я или Голубев. До свадьбы я молчала, не хотела омрачать торжество, но теперь моему ангельскому терпению пришел конец. Я каждый день только и слышу от тебя: «Голубев, Илюха, Илья…»