И слезы сами собой покатились по исхудавшим, бледным щекам измученной девушки. Ей до того страстно хотелось сейчас жить!
— Ну, пора, — словно сквозь сон услышала она грубый, пропитой голос, надо торопиться…
И огромная красная туша склонилась к распростертой на земле Кате. Одноглазый палач поставил ее на край свежевырытой сырой могилы.
Потом она услышала, как за спиной шелкнул бесстрастно и сухо стальной маузер.
— Молись, сука, — проговорил одноглазый палач.
Катя увидела, что земля вокруг вся была перекопана и перевороченна лопатой. «Наверное, не меня одну расстреляли здесь проклятые большевики», с холодной злостью подумала она. И только теперь Катя остро почувствовала, что ее последние минуты уже сочтены, что сейчас в спину ей стукнет выстрел, после чего она никогда больше не будет живым человеком. Ее сердце мучительно сжалось предсмертной тоской и сознанием полного своего бессилия.
Никакой надежды на спасение больше не оставалось. Помощник палача плюгавый низкорослый красноармеец — лениво переваливаясь с ноги на ногу, уже взял в руки лопату… А через минуту мертвое тело будет одиноко лежать на дне этой ужасной ямы…
— Кррр! Кррр! — донеслось до её слуха пронзительное карканье лесного ворона.
Услышав знакомый сигнал, девушка встрепенулась и, как эхо, отозвалась криком филина.
Палач отпрянул:
— Что это такое? С ума, что ли, она спятила?..
— Мабуть, и так, — спокойно отозвался помощник.
Катя подняла голову и глянула в направлении звука. Но вокруг никого не было, только на противоположной стороне оврага что-то серое и неясное шмыгнуло в кустах, слегка шевельнув ветку.
«Конец, — тоскливо подумала Катя, — конец.» Она вновь подняла глаза к бесконечно далекому, холодному, синему небу, где уже загорались бледные, печальные звезды.
— Здравствуйте, звезды! — тихо прошептала Катя. — Помилуй Господи, меня грешную…
Крик ворона повторился. В то же мгновение в вечернем воздухе прокатился залп из двух карабинов, и оба злодея, пронзенные меткими пулями, свалились на землю и завертелись ужами в судорожной предсмертной агонии.
Не успела Катя прийти в себя, как кто-то уже крепко обнимал ее и покрывал лицо поцелуями.
— Катенька, Катюша, милая моя Катенька!.. Ты жива!.. Да очнись, это же я, Маша!..
Катя несмело обвила руками голову сестры. Мысленно уже расставшаяся со своей жизнью, она не верила, не могла поверить тому, что видели ее глаза.
Но кривой палач лежал неподвижно под дубом. Его подручного Таня проворно сваливала в ту самую яму, которая была приготовлена для ее сестры.
Поняв наконец, что она спасена от жестокой смерти, Катя крепко обняла Машу и залилась слезами.