— Ну, что скажешь ты, винящий меня в коварстве? — Севз шагнул к Промеату, нависая над ним своей огромной фигурой.
— Скажу, что ты подлее и коварнее, чем я думал. Люди! — Промеат повернулся к залу. — Судите сами: кто устроил стоянку возле дворца? Чьи шакалы обшарили тут все, собирая Хроановы обноски? Кто взял в жены атлантку, опытную в дворцовых хитростях? Я, что ли? Так кто же пронюхал тайну этого трехдонного горшка, чтобы обмануть племена?
Гнев на многих лицах сменился сомнениями.
— Нет, только послушайте его! — завопил Севз. — Выходит, я хитростью отправил домой гиев раньше, чем борейцев? А разве моя мать не борейского рода? И я обидел оолов, которые преданы мне, и Хамму — старшую из Матерей? А зачем мне все это?
— Чтобы разлучить меня с теми, кто мне верит.
— Лжешь! — загремел Севз. — Ты отправил рыжих и черных вперед, чтобы они разорили борейские и либийские стоянки. Воины! Матери! — Он потряс кулаками. — Пока мы тут Слушаем этого предателя, наших братьев убивают, а жен уводят в плен!
Удар попал в цель. Взвились гневные крики, над головами замелькали ножи.
— Беда! Посдеон Оолу разоряет! — пронзительно закричал Пстал.
Но сила Приносящего свет была еще велика. Когда он поднял руку, голоса смолкли и оружие опустилось.
— Мать либов! — подошел он к Хамме. — Веришь ты, что Айд, спасший тебя у Джиера, способен на такое?
— Н-не знаю… — начала осторожная либийка, но тут же решительно тряхнула головой. — Нет! Не может этого быть!
— А ты, дочь Великой Кобылицы, веришь, что Гезд нарушила клятву, данную над огнем? — Гехра заколебалась. — И еще скажи: на кого похожа хитрость с кувшином, на меня или на Майю?
— А что! — Бореянка задумалась. — Змея могла это сделать. Может быть, она вас обоих обманула?
Севз чувствовал, что победа ускользает. Но в запасе был хороший удар. Нашарив взглядом желтое лицо Ипа, Громовержец чуть заметно кивнул. Либиец скользнул к выходу.
— Люди! — вновь все повернулись на голос Севза. — Вот он сказал: «Оолы напали на безоружных, убили их», — выдержав паузу, Севз выкинул руку вперед. — Смотрите!
От входа к возвышению шла вереница Севзовых шакалов. Отшвыривая ногами недоеденные куски, они по двое несли что-то тяжелое.
— Смотрите! — первая пара подошла к помосту и положила труп пожилого воина в оольской рубахе из рыбьей кожи.
— Айя! Окуня убили! — взвыл Пстал.
Пара за парой молча складывала у возвышения свою ношу. С каждым трупом в зале рос гул. Промеат пытался что-то сказать, но его никто не слушал. Лишь Севз мог переорать накаляющийся гнев:
— Смотрите! Смотрите, вожди и матери! Кто лжец и убийца?