И слава Богу, что находящиеся в низах кораблей верили, верят, и будут верить, что их адмирал (командир) самый лучший. Иначе очень трудно становится грести лопатой уголь, обливаясь потом тащить его к пышущей жаром топке, швырять в неё содержимое лопаты, зажмурившись от жара, и снова возвращаться к этой куче чёрного ужаса, который таскать — не перетаскать…
— Отдавай приказ открывать кингстоны, Рихард.
— Я это уже понял, Вильгельм, — командир крейсера впервые осмелился назвать адмирала по имени. — У меня с собой фляжка…
— Давай не будем дышать на тех, кто возьмёт нас в плен алкоголем.
— В плен?.. — Аккерман даже задохнулся от возмущения.
— В плен. Хочешь пойти на дно с кораблём? Я тебе это запрещаю.
— Запрещаете умереть за честь Германии? — командир «Гебена» посмотрел на адмирала как на предателя.
— Успокойся. Я просто приказываю… ПРИКАЗЫВАЮ жить во имя Германии, во имя её будущего, — Сушон повысил голос. — Нет времени на споры, а пока выполняйте приказ адмирала, капитан цур — зее! И озаботьтесь тем, чтобы как можно большее количество ваших подчинённых осталось сегодня живыми. Действуйте!
Аккерману очень хотелось сказать кое-что нелицеприятное «его превосходительству», но впитанная с молоком матери привычка подчиняться своему начальнику победила…
Адмирал остался на мостике один, и ему чертовски хотелось, чтобы именно сюда прилетел русский снаряд и поставил крест на его сомнениях.
Легко умереть в бою… То есть не легко, конечно, но там просто ты живёшь сражением — вспышка — и тебя больше нет… Понятно, что этой «вспышки» ты боишься до жути, а ещё больше боишься, что она будет не «концом», а осколком, вспоровшим живот… Или чем-то подобным. Что она, эта вспышка просто обожжёт твоё тело так, что потом несколько часов ты будешь молить НЕБО о смерти, чтобы избавиться от этой адской боли. Это тебе ещё очень здорово повезёт, если рядом окажутся санитары, и отволокут в лазарет — там есть шанс получить укол морфия и умереть не в мучениях…
«Гебен» тонул на относительно ровном киле, но с серьёзным дифферентом на нос — сказывалось попадание той пары двенадцатидюймовых, что он получил в почти самом дебюте сражения. Хоть корабль и продолжал жадно заглатывать солёную воду через кингстоны, но равномерного погружения не ожидалось — винты уже показались над волнами Чёрного моря, и, в любой момент мог наступить вполне внезапный «опрокидон». Аккерман приказал немедленно спустить единственный уцелевший катер с ранеными, а остальным немедленно прыгать в воду с подручными средствами и отплывать подальше от борта — он прекрасно понимал, что двадцатитрёхтонная туша линейного крейсера при погружении закрутит такой водоворот, что затянет на глубину всех, кто будет находиться хоть сколько-нибудь поблизости…