Они подошли уже настолько близко, что могли почувствовать и заметить другие признаки того, что внутри здания есть люди. Легонько потянуло дымом. Борщевский переместился чуть правее, огибая усадьбу и подбираясь к ней с тыльной стороны. Теперь он увидел оконный проем, подмигивающий огоньком: там жгли костер. Ясно, крыша над головой, даже местами дырявая, обеспечивала пусть слабую, но все-таки защиту от дождя. Стены могли создать уют, укрывая от ветра.
Только все равно ведь холодно, вместо окон и дверей зияли темной пустотой прямоугольники. Соболь даже невольно представил, какие там, внутри, гуляют сквозняки. Поежился, словно самого протянуло.
– Что? – одними губами спросил Иван.
Вместо ответа Павел качнул головой, проводил взглядом исчезнувшего за углом часового, затем молча ткнул себя пальцем в грудь, показал на здание, сделал круговое движение кистью. Язык жестов не был универсальным. Каждая группа разрабатывает знаки под себя и для себя, не всякий посторонний при всей их простоте способен их расшифровать. Описания подобной грамматики нет ни в одном учебнике. Но зачем он нужен, если Соболь и Борщевский осваивали ее на практике – за линией фронта. Поэтому Иван понимающе кивнул, чуть дернул головой вверх, обозначая вопрос. Павел вытащил из-за голенища финку. Борщевского это вполне удовлетворило, теперь пришел его черед жестами рассказывать о своем плане. Получив одобрение, повел плечом.
Ремень автомата скользнул вниз.
Иван перехватил оружие.
Разведчики снова замерли, дожидаясь, когда же часовой появится в поле их зрения снова.
Еще раньше, когда тот, справив нужду, скрылся из виду за углом, Соболь зафиксировал время на циферблате часов. В войну зрение обоих привыкало к темноте быстро, освоилось и сейчас, даже не пришлось подносить ближе к глазам часы – трофейные, скромные, подарок соседа по койке в госпитале. Тот ушел тихо, спокойно, не проснулся после операции. Словно предчувствуя смерть, вечером без лишних предисловий протянул их Павлу: «Сохрани, лейтенант, если что».
Часовой обогнул периметр здания за двенадцать минут. Видно, ходил прогулочным шагом, неспешно. Когда фигура вновь скрылась за углом, Соболь дал отмашку.
Пригнувшись, Борщевский скользнул вглубь сумерек.
Слившись с темнотой, Павел лишний раз проверил, чтобы закрепленный за спиной ППШ не сковывал движений, стиснул в кулаке рукоять ножа. А затем, выбрав для себя кратчайшую траекторию, несколькими широкими прыжками преодолел расстояние от своего укрытия до стены особняка. Налетев на нее, прижался плечом, убедился: дышит ровно, действует уверенно, окончательно представив себя на