– В таком случае, – проговорил Дмитрий, невольно придавая голосу оттенок одновременно гордости и обреченности, – мне нечего возразить. Как и сознаваться не в чем. Если вам нужен виновный, вы его нашли. Где прячется Ржавский со своей добычей – понятия не имею. Расстрелять меня на месте проще, товарищ подполковник. Хоть при попытке к бегству.
– Сядь, майор, – ответил Коваль миролюбиво, убирая руку с кобуры, и тут же, без перехода, рявкнул, хватив кулаком по столу: – Сидеть, я сказал! Тоже мне, герой-гвардеец! Смертник, твою мать!
Гонта не шевельнулся.
Обойдя стол, Коваль, не прекращая движения, с короткого замаха двинул арестованного кулаком в лицо, рассекая губу до крови. Сразу же, без передышки, сильно ударил Гонту, метя и попадая точно в солнечное сплетение. Третий удар, нацеленный в подбородок, таки свалил Дмитрия с ног.
Уже плохо контролируя себя, Коваль несколько раз пнул лежачего носками сапог, молотя по животу, голове, копчику. Охладев к избиению так же быстро, как и загоревшись, подполковник отступил от арестованного на несколько шагов. Выудил из кармана форменных брюк клетчатый платок. Брезгливо вытер руки, отшвырнул его в угол, приказал:
– Встать. Встать! ВСТАТЬ, СУКА!
Помогая себе руками, стараясь по-прежнему держаться ровнее, Гонта поднялся. Попытался утереть кровь с разбитого лица, но последовал другой приказ:
– Смирно! Смирно стоять, я сказал!
Рука Дмитрия дернулась было вниз, опускаясь по швам. Но вдруг замерла. Не отводя взгляда от своего палача, Гонта все-таки вытер кровь, сплюнул розовым под ноги, вновь одернул китель.
– Ты у меня харки свои вытрешь, – пошипел Коваль. – Выхаркаешь кровь – и языком слижешь, падаль. Знаешь, почему ты здесь? Из-за Ржавского, сучьего сына? Я твою связь с ним на раз-два докажу. Или ты мне сам признание подпишешь, как вошел в преступный сговор с военным преступником, чтобы совершить измену Родине. Подпишешь, я тебе обещаю.
– Нет.
– Все так говорят. Тебе, майор, назвать фамилии тех, кто у меня в ногах валялся через сутки после того, как показывал свою храбрость? А теперь стой и слушай меня. – Коваль выровнял дыхание, продолжил более спокойным тоном: – Не сложились бы у меня все нужные кусочки этого дела, Гонта. Не связывал бы я тебя с Ржавским, гори он огнем. Не знал ты ничего ни о трофеях на станции, ни о том, что в третьем вагоне везли. Но, кроме тебя, Ржавского предупредить некому, майор. И даже при таком очевидном раскладе я бы не подумал о тебе. Тут другое дело есть, давнее. Не дружи я крепко с Васькой Вдовиным, героически погибшим, ловили бы мы сейчас Ржавского вместе. Не забыл Вдовина-то? Напомнить?