Поняв, что Аникеев не шутит, седой фронтовик поднялся, молча кивнул, затем чуть расправил плечи и пошел к двери. Капитан больше ничего не хотел ему сказать. Не будь утреннего допроса Гонты, после которого пришлось замывать здесь пол от крови, он, может, и придержал бы Стеклова. Для порядка, как напоминание: не тот важнее, у кого грудь в медалях. Фронтовую вольницу надо забывать понемногу.
Но в данном случае Аникеев удовлетворился чувством самоуважения. Его невероятно распирало от собственного гуманизма. Мог посадить полурукого, будь у него хоть вдвое больше медалей, даже пара орденов. Окажись он Героем Советского Союза – плевать, не таким гордыню обламывали. Однако Стеклову, по мнению капитана, повезло хотя бы в том, что несколько часов назад Аникеев уже показал начальнику милиции, этому хромому строптивцу Гонте, кто хозяин. И чья здесь всегда будет сверху.
А когда почти сразу после ухода однорукого ему доложили – явилась зачем-то жена майора, Аникеев окончательно убедил себя: его день сегодня.
Баба наверняка о мужике узнать хочет.
Вот капитан и с ней работу проведет, как давеча со Стекловым. Растолкует кой-чего. Просветит, как за супруга хлопотать надо.
Переступив порог кабинета, Анна словно с разбегу налетела на стену – так подействовал прямой взгляд его обитателя.
Она привыкла к тому, что нравится мужчинам. Собственно говоря, это понимание и привело к замужеству, которое она сама признавала слишком уж поспешным. Но взгляды, которыми ее чем дальше, тем чаще недвусмысленно провожали незнакомцы, начинали сперва беспокоить, после – откровенно пугать. Поэтому мужем стал молодой военный Иван Борщевский: ухаживал неуклюже, при этом источал силу и какую-то крестьянскую надежность. Наконец, статус жены военнослужащего сам по себе защищал, охлаждал в то довоенное время самые горячие взгляды и мысли.
Война и эвакуация внесли существенные поправки. Анна еще понятия не имела, где воюет Иван, а окружающие ее мужчины временами вели себя так, будто она уже вдова. Ну, если нет, то очень скоро ею станет. Так или иначе, их взгляды сделались увереннее, смелее. К тому же на студии ее окружали люди с определенным статусом, более значимым в тылу, чем офицеры действующей армии, бывавшие в их краях не так часто – за исключением, разумеется, тех отчаянных, у кого, несмотря на военное время, закручивались сумасшедшие и короткие романы с работницами кино.
Однажды общение Анны с мужчинами в эвакуации перешло в ту необъяснимую фазу, когда ее категорически ставили перед фактом: без постели вредно и скучно, независимо от того, где сейчас муж и жив ли вообще. Ограничивать себя не стоит, хуже только организму, война бесконечна, жизнь коротка, нужно пользоваться всеми ее радостями. Был момент, когда она дала слабину, долго потом ненавидела себя за это и отрезала случайного знакомого раз и навсегда. Хотя ничего отвратительного он себе не позволил, грубостей и пошлостей с его стороны не наблюдалось.