– Что?
Он закусывает нижнюю губу, а затем смотрит мне прямо в глаза.
– Просто ты действительно мне очень нравишься.
Почему он выглядит таким смущенным?
– И?
Он вздыхает и проводит рукой по своим темным кудрям, приводя их в беспорядок. Я пытаюсь удержать свои руки на коленях, вместо того, чтобы дотянуться и еще больше взлохматить их.
Я люблю, когда его волосы растрепаны. Он всегда наносит на них гель, когда выходит в люди.
Словно услышав мои мысли, он продолжает:
– Ты же знаешь, каким я был с девушками. Когда Стивен был жив. Но я больше не такой, – он делает паузу, проводя своим языком по зубам в глубокой задумчивости. – Ты не единственная, кто изменился, когда он умер.
Я смотрю вниз, внезапно мне становиться стыдно за то, какой отчаянной я, должно быть, выглядела, за то, что так набросилась на него. Коул заключает меня в объятия.
Он прижимает свои губы к моему виску.
– Ты должна понять, действительно ли хочешь этого – нас.
Я сглатываю, а затем осознаю, что киваю, как бы соглашаясь, как бы говоря, что хочу дать ему больше.
Хотя я и понимаю то, что мы сейчас делаем в темной комнате, является первым шагом на пути к катастрофе, но меня это не волнуюсь.
Я просто растворяюсь в нем, когда он обнимает меня.
После того, как я покидаю дом Коула, я направляюсь к озеру, и предвкушение больше похоже на страх. Эрик не может быть там, на берегу под сенью деревьев. Просто не может.
Я качаю головой и усиливаю хватку на руле. Вероятно, я это вообразила себе тогда. Мой ум сыграл со мной злую шутку, воображая его там. Было очень темно.
Такое объяснение имеет смысл.
Вроде как.
Я глушу машину, паркуя ее на своем обычном месте, в тени большой ели. Но потом я не могу пошевелиться. Я сижу, наблюдая в замешательстве за каплями дождя, стекающими вниз по ветровому стеклу, и гадаю, могу ли я обойтись без плавания сегодня вечером.
Но мне нужно выяснить, насколько реальным было то, что я видела вчера.
Я выскальзываю из машины и отправляюсь к своему озеру, медленно шагая, позволяя своим кроссовкам увязать в грязи. Чем ближе я подбираюсь к пункту назначения, тем сильнее обостряются мои чувства. Когда я выхожу на поляну, волосы на моих руках встают дыбом, и я резко останавливаюсь.
В жутком молчании он стоит под тенью моего дерева. Прямо там, где я обычно вешаю свою одежду.
– Прости меня, – говорит он намного громче звуков окружающего леса. Его тон гладкий, как мед, глубокий, красивый баритон.
Я останавливаюсь в нескольких метрах от него, надеясь, что темнота скроет страх, что проходит сквозь меня.
– За что?