Вор, по-видимому, не хотел довести до крайности свою разгневанную жену. Он поспешил уступить ей.
— Ну, если ты не хочешь, я не стану говорить об этом... Но, право, я никак не могу взять в толк, зачем ты все еще корчишь из себя гадалку? При твоих знакомствах и доходах это не имеет смысла. Такое занятие, пожалуй, годилось бы еще для меня, жалкого горемыки...
— Чего ты притворяешься сиротою казанскою, чего хнычешь? — возразила гадалка. — Я даю тебе по пятидесяти рублей в месяц. Куда ты их деваешь? Ты их растранжириваешь по кабакам с такими же пропойцами, как ты сам.
— Полно, Дунечка, не сердись. Видно, я такой уж уродился: незапасливый, незадачливый... Долго ли спустить две четвертных? Месяц-то долог. Вот как бы ты расщедрилась, да отвалила радужную...
Старуха пренебрежительно засмеялась и отвернулась от мужа.
— А что это за важный барин катался вчера с тобой на автомобиле?
Гадалка, очевидно, взволнованная, повернулась к нему.
— Где ты видел меня? — в свою очередь спросила она, гневно сверкнув глазами.
— Это все равно. Я хотел только сказать, что, заведя богатого любовника, можно бы помочь и мужу стать на ноги!
— Ты знаешь наше условие, — резко заговорила гадалка, — каждый из нас идет собственной дорогой, И надеюсь, что ты не шпионишь за мной. Если ты вздумал отважиться на нечто подобное, твоей масленице наступит скорый конец, милый мой!
— Похоже на то, — но я надеюсь, Дунечка, что ты еще одумаешься. Ведь, я могу разнюхать, где находится твоя вторая квартира, в которой ты живешь на самом деле, потому что здесь, ведь, простая ловушка; тогда я могу круто стать тебе поперек горла. Не поможет тебе и вся твоя хитрость!
Гадалка подошла вплотную к мужу и, пристально смотря ему в глаза, сказала:
— А что будет, если ты, грубое животное, заставишь меня — и, конечно, не одну — уехать из Петербурга за границу? Я могу навсегда улетучиться отсюда.
Вор привскочил со стула. Слова эти были произнесены слишком серьезным и настойчивым тоном, чтобы можно было предположить, что гадалка шутит. При том же все обращение ее вовсе не говорили в пользу такого предположения.
— Ты, конечно, не поступишь со мной так жестоко, Дунечка, — жалобно произнес он. — Ты знаешь, что я всегда любил тебя и на все смотрел сквозь пальцы.
— О, да, ты охотно прощал меня, когда я покупала твое снисхождение за наличные денежки. Клянусь тебе всем, что для меня осталось святого на свете, что я выполню свою угрозу, если ты осмелишься каким бы то ни было образом стать мне поперек дороги, или только дашь понять, что я с тобой знакома. Я покончила со своим прошлым; я хочу быть там, куда мне удалось втереться, действительно такой, какой я до сих пор только казалась.