— Да, вы меня ни о чем не просили. Но вы подарили мне то, чего у меня никогда не было, и в этом рождении больше не будет.
— О чем ты, Рохини?
— Вспомните нашу встречу, там, у пруда Баруни.
— Ну и что же?
— Что? Я никогда не решусь сказать вам об этом. Не спрашивайте. От моего недуга нельзя избавиться. Лучше бы мне принять яд. Только не хочу этого делать в вашем доме. Сейчас вы можете помочь мне только одним — уйдите, дайте мне выплакаться. А потом пускай меня позорят, выгоняют, мне все равно.
Гобиндолал понял, о чем говорила Рохини. Как в зеркале, увидел он все, что происходило в ее сердце. Так же, как и Бхомра, эта женщина любила его. Гобиндолал не испытывал ни торжества, ни гнева. Лишь жалость волной поднялась в его сердце.
— Легче было бы тебе умереть, чем так мучиться, Рохини, — наконец сказал он, — но умирать нельзя. Каждый из нас призван исполнить свой долг в этом мире… — Гобиндолал умолк, не решаясь говорить дальше.
— Продолжайте, — попросила Рохини.
— Тебе придется уехать из этих мест.
— Почему?
— Ты же сама сказала, что хочешь уехать.
— Я хочу бежать от позора, но вам зачем понадобилось, чтобы я уехала?
— Мы не должны больше видеться, Рохини.
Молодая женщина поняла, что Гобиндолал догадался о ее чувстве. Рохини и растерялась, и обрадовалась. Вмиг позабыла она о своем горе. Ей снова захотелось жить, захотелось остаться в родной деревне. Как переменчиво сердце человеческое!
— Я готова уехать хоть сейчас. Но куда? — заговорила наконец Рохини.
— В Калькутту. Я дам тебе письмо к одному приятелю. Он снимет для тебя дом, в деньгах ты нуждаться не будешь.
— Но что станет с моим дядей?
— Разумеется, он поедет с тобой, одну я бы не стал отсылать тебя в Калькутту.
— На что же мы будем там жить?
— Мой друг найдет для Брохманондо работу.
— Как заставить дядю уехать из деревни?
— Ты думаешь, после случившегося его будет трудно уговорить?
— Это правда. Но кто уговорит Кришноканто Рая? Разве он отпустит меня?
— Я упрошу его.
— Тогда я вдвойне буду опозорена. Да и на вас ляжет тень.
— Хорошо. Тогда за тебя будет просить Бхомра. Разыщи ее сейчас же. Попроси пойти к дяде Кришноканто, а сама оставайся здесь. Мы тебя позовем, когда надо будет.
Взглянув затуманенными от слез глазами на Гобиндолала, Рохини пошла разыскивать Бхомру.
Так, в позоре и бесчестье, довелось Рохини впервые открыть свою любовь.
Бхомра никогда ни о чем не просила свекра, она стеснялась его. И Гобиндолалу ничего не оставалось, как пойти самому. Полулежа на тахте, Кришноканто предавался послеобеденному сну. Рука его сжимала трубку кальяна, а нос выводил мелодичные трели, которые то замирали, то становились громкими, как трубные звуки, между тем как его разум, благодаря доброй порции опиума, без помех странствовал верхом на коне по всем трем мирам. Прекрасное, как луна, лицо Рохини, наверное, преследовало воображение Кришноканто в этих странствиях — ведь луна светит повсюду! Иначе почему бы старик вдруг приставил голову Рохини к плечам богини Индрани? Кришноканто привиделось, будто Рохини, став супругой Индры, задумала украсть быка из хлева Махадевы. Однако Нанди, слуга величайшего из богов, придя задать корм священному быку, поймал Рохини. Далее Кришноканто увидел, как Нанди стал таскать Рохини за распущенные волосы, а павлин Шоранона, приняв их длинные волнистые пряди за змей, стал глотать их. Это увидел Шоранон и обратился к владыке мира с жалобой на жестокость павлина: «Дядюшка!»