«С какой стати Картикея называет Шиву дядюшкой?» — мелькнуло в затуманенном мозгу Кришноканто.
В это время Картикея снова позвал: «Дядя!» Возмущенный Кришноканто потянулся, чтобы надрать уши непочтительному юнцу. Но трубка, зажатая в руке старика, со звоном упала на коробочку с бетелем, та опрокинула плевательницу, и все с грохотом полетело на пол. Шум разбудил Кришноканто. Он раскрыл глаза, и в самом деле видел перед собой Картика. Красотой подобный молодому богу, перед ним стоял Гобиндолал.
— Что случилось, сынок? — растерянно спросил Кришноканто. Старик был очень привязан к своему племяннику.
Гобиндолал смутился.
— Спите, дядюшка, — проговорил он, — я ведь просто так к вам зашел. — И он принялся расставлять по местам кальян, бетель и плевательницу.
Но Кришноканто был не из тех, кого легко провести, память у старика была хорошая. «Ну, ну, — подумал он, — не иначе как хитрец опять явился просить за луноликую ведьму».
— Нет, — сказал он вслух, — я выспался.
Гобиндолал не знал, с чего начать. Утром ему казалось совсем нетрудным объяснить все Кришноканто, но сейчас Гобиндолал чувствовал себя неловко. Неужели из-за этого разговора с молодой женщиной у пруда Баруни? А старый Кришноканто тем временем забавлялся смущением племянника. Видя, что тот в нерешительности молчит, Кришноканто заговорил о делах поместья, потом перешел на дела домашние, затем заговорил о тяжбах. О Рохини — ни слова, Гобиндолал тоже ничего не сказал; Кришноканто только посмеивался про себя. Несносный старик, этот Кришноканто! Наконец, все темы были исчерпаны, и Гобиндолал уже повернулся, чтобы уйти, но Кришноканто окликнул своего любимца:
— Послушай, эта ведьма, за которую ты поручился утром, в чем-нибудь призналась?
И Гобиндолал вкратце передал дяде все, что рассказала ему Рохини. Только о встрече у пруда умолчал.
— Как по-твоему, что теперь с ней делать, а?
— Воля ваша.
Продолжая потешаться, Кришноканто, однако, с важностью произнес:
— Я не верю ни одному ее слову. Думаю, ее нужно обрить и выгнать из деревни.
Гобиндолал ничего не ответил. Тогда хитрый старик добавил:
— Но если ты думаешь, что она не виновата, можешь отпустить ее, пожалуй.
Гобиндолал вздохнул с облегчением.
Рохини отправилась домой, решившись, по совету Гобиндолала, уехать с дядей в Калькутту. Но, войдя в комнату, она без сил опустилась на пол и разрыдалась.
— Не могу я оставить эту деревню, — говорила себе Рохини. — Умру, если не буду видеть его. А уеду в Калькутту, то, конечно, не смогу его видеть. Останусь здесь. Эта деревня для меня теперь и рай, потому что здесь жилище моего Гобиндолала, и кладбище, потому что я здесь умру от тоски. Ведь случается, что и на кладбище люди умирают не сразу. Что мне могут сделать, если я останусь? Кришноканто выгонит? Я вернусь снова. Гобиндолал рассердится? Пускай, зато я буду его видеть. Глаз у меня отнять никто не может. Не поеду я в Калькутту, никуда отсюда не поеду. Только в царство Ямы. Но больше никуда.