— Когда ты вернешься? — спросила она Гобиндолала, обнимая его колени.
— Не знаю, — сумрачно ответил он. — Мне не хочется возвращаться.
Бхомра медленно поднялась на ноги.
Настал день отъезда. Несколько километров от деревни Хоридра до железной дороги предстояло проделать в паланкине.
Наконец все было готово; носильщики с сундуками, ящиками, тюками и чемоданами двинулись в путь. Слуги, в чистой одежде, причесанные, толпились у выхода и жевали бетель, они отправлялись вместе с господами. Дарбаны затянули потуже пояса и стояли наготове, с палками в руках, пререкаясь с носильщиками. Деревенская детвора и женщины собрались поглазеть на отъезжающих. Мать Гобиндолала в последний раз преклонила колени в домашней молельне, простилась со всеми и, плача, села в паланкин.
Тем временем Гобиндолал распростился с домашними и, наконец, отправился к Бхомре, рыдавшей у себя в спальне. Гобиндолал хотел сказать ей несколько слов в утешение, но не смог, и лишь произнес:
— Ну, я поехал.
Вытирая слезы, Бхомра спросила:
— Ма останется там жить, и ты тоже не вернешься больше? — Глаза ее внезапно стали сухими.
С таким спокойствием и горечью задала Бхомра этот вопрос, такая решимость таилась в ее плотно сжатых губах, что Гобиндолал неожиданно для себя растерялся и промолчал.
Бхомра заговорила снова:
— Ты сам учил меня, что правдивость — лучшее достоинство и украшение человека. Не обманывай меня, твою послушную ученицу, скажи мне правду.
— Так знай, — проговорил Гобиндолал, — я не хочу возвращаться к тебе.
— Но почему, почему?
— Потому что мне придется жить на твои деньги.
— О чем ты говоришь? Ведь я самая верная из твоих служанок.
— Моя верная Бхомра должна была ждать возвращения мужа, а не уезжать именно в это время к отцу.
— Но я столько раз просила у тебя прощения! Неужели за одну-единственную вину нужно так жестоко наказывать?
— Теперь таких провинностей у тебя станет во сто крат больше. Ведь ты владеешь огромным состоянием!
— Ничего подобного. Затем я и ездила к отцу. Он мне помог. Вот, смотри. — С этими словами Бхомра протянула Гобиндолалу какую-то бумагу.
— Прочти, — попросила она мужа.
Это оказалась дарственная. Бхомра все передавала мужу. Документ был заверен по всем правилам.
— Как это похоже на тебя, — наконец произнес Гобиндолал. — Но ты забываешь, что между тобой и мной есть некоторая разница. Ты можешь носить украшения, которые я тебе дарю; я же никак не могу принять от тебя в дар целое состояние. — И Гобиндолал порвал на клочки бесценный документ.
— Отец сказал, что с этой бумаги снята копия, — спокойно проговорила Бхомра.