– Восьмисотый, схождение до четырех тысяч.
– Принял, выгружаю, подъем до двух.
– Фронт, коридор свободен, дайте разряд.
– Даю два вводных. Кучевикам отойти.
– Перо, Перо, у вас двенадцать тысяч.
– Принял, затяжку вижу, сектор закрыт, сектор закрыт.
– Кто вы? – шепчешь почти беззвучно.
– Кто здесь? – множество голосов, строгих и почти стальных.
– Я…
– Мальчик, не балуйся.
– Кто вы?
– Мы – облака.
– А… что вы делаете?
– Льем дожди, набухаем от влаги, несем грозы, летим над землей. У нас много работы. Как ты нас нашел?
– Я крутил колесико…
– Тебе повезло с частотой.
– А вы всегда на ней?
– Нет, мы говорим на любых, ведь никто не знает, что это говорим мы.
– Значит, я один догадался?
– Нет, это мы смилостивились и сказали тебе. Потому что ты маленький и тебе никто не поверит.
– А можно мне послушать еще?
– Валяй, малыш, только недолго.
– Вращение умеренное, вхожу в глаз…
– Шеститысячники, пропустить северную колонну!
– Расхождение пять-ноль-двенадцать, пропускаю.
– Гобийское крыло, прошу высоту.
– Десять тысяч, возьмите тоннаж.
– Рукав-70, лечь на гребень.
– Принял, выполняю.
– У вас так здорово!
– Хочешь стать одним из нас?
– А если все-таки орлом или хотя бы вороном?
– Птицы не могут без земли.
– А вы?
– Мы свободны, для нас нет границ, кроме жары и холода.
– Вами помыкает ветер!
– Блаженно следовать ветру.
– Это он приказывает вам?
– Не только. Он тоже повинуется приказам.
– Чьим?
– Иногда – нашим, иногда своим собственным. Это сложно объяснить… Иногда в глубине планеты рождается разряд, и мы начинаем суетиться и гибнем от него, а ветер мечется рядом и не знает, что делать. Бывает по-разному, да ты и сам это увидишь.
– Смена частот!
…И только хрипы через коричневую сетку, только хрипы и гром.
…Субботников вообще-то было два: дома и там, куда ты «ходил» в данный момент: в ясли, сад, школу, институт или на работу.
Странное чувство обиженной непричастности охватывало, если ты забывал и с утра шел куда-нибудь по делам, а на всех газонах, по всем дорожкам суетились люди в демисезонных куртках и резиновых сапогах, носили ведра, сажали голые еще деревца, разматывая с корней и будущих крон торжественно выбеленные тряпицы и полиэтилены. Социалистическая мистерия…
Школьные субботники я запомнил плохо. Непременное, вмененное какое-то соперничество «бригад», перекапывание унылого двора, с которого хотелось поскорее смотаться домой…
Удушливая хлорка, порошки, тряпки, швабры, мутная вода, нервное подзуживание классной – о нет, подобная обстановка никак не способствовала вдохновенному труду.
Праздником это стало разве что к концу школы, когда через двор видишь в окне кабинета математики красные круглые коленки одноклассницы, босой вставшей на парту, чтобы снять шторы, и думаешь – э, да она совсем взрослая, почти женщина, кто знает, может, уже…